Великий маг - Юрий Никитин

Он поморщился.

– Софистика… Ладно, допустим, вы такой фанатик, ноостальные? Остальные в вашей стране, как и в нашей – простое быдло. Котороелюбит за что-то определенное. Любовь Ромео, который любил Джульетту неизвестноза что, – не для низших классов наших стран. А вы ведь прагматик, верно?

Я смолчал. Он посмотрел удивленно, в моих глазах прочелнечто, что встревожило.

– Владимир, – сказал он пораженно, – нет,этого не может быть!

– Подождем, – ответил я. – Все станет ясно.

Сбоку раздался холодный ясный голос Лордера, оттуда словнобы повеяло холодом:

– Извините, Владимир… Ждать как раз некогда. Раз ужникто не берется сообщить такую нехорошую новость, то… простите, придется мне.

В помещении повисла тяжелая напряженная тишина. Все отводиливзгляды, опускали под ноги. Странно, речь явно о моей жизни, но страха нет, явсе еще чувствую, что это они в моих руках, а не я в их цепких пальцах.

– Я слушаю, – произнес я.

Мой голос не дрогнул, хотя я сглотнул слюну, а руки держу наколенях, на виду.

– Сами понимаете, – сказал Лордер, его голос тожезвучал ровно, почти бесстрастно, по-деловому, – что мы не можем позволитьсебе скандала… ну, если вздумаете внезапно собрать пресс-конференцию ирассказать, как вас похитили… Даже то, что собрались на остров ради вас, ужеудар колоссальной силы по нашему имиджу!.. Простите, мне очень неприятно такоепроизносить… гм… вслух…

– Говорите, – поощрил я. – Я все понимаю, нонекоторые вещи должны быть сказаны именно вслух.

– Вы покинете этот корабль, – закончил он, –либо нашим союзником, то есть будете работать вместе с нами, либо… за борт. Скамнем или якорем, привязанным к ногам.

На меня никто не смотрел, все упорно искали взглядами утерянныесокровища или те смехотворные моральные ценности, которые сумели уничтожить вмаленьких людях Юсы и прочих покоренных стран. Лордер некоторое времявыдерживал мой взгляд, но лоб его покрылся испариной, рука полезла в карман,что позволило ему перевести взор на платок.

– Да, – проговорил я, – вы мои реакциипросчитали достаточно верно… Вам даже не понадобилось подсовывать мне женщину сидеально выверенными реакциями, как обычно делается.

Из другого конца каюты сказал с достоинством Лакло, онбыстрее всех вернул себе привычную манеру общения:

– Владимир, вы нас недооцениваете!

Я смотрел вопрошающе. Соммерг пояснил:

– Здесь на острове – было бы слишком явно. Ее подсунулинамного раньше.

– Неужто Кристина?

– Да.

– Ух ты!.. А я уж подумывал, что пашет на ФСБ или ГРУ…Давно трудится на этом поприще?

– Это неважно. Важнее то, что именно ее параметры иреакции были отобраны поисковой системой. Гордитесь, Владимир Юрьевич, для васотыскивали женщину по всей планете! Это в самом деле ваша половина. Ее отбиралипо наиболее привлекательным для вас параметрам. Должен сказать, ВладимирЮрьевич, у вас прекрасный вкус. В какие бы глубины вашего подсознания мы низаглядывали, нигде изврата, перверсий, даже простой грязи. А видели бы вы досьевеличайших мужей страны… Ладно, мы отвлеклись.

– А зачем это все? – спросил я. – Вы жезнаете, для работы инфиста нужно… вдохновение, что ли, хотя ненавижу этовычурное слово. А какой вдохновизм из-под палки?

Соммерг сказал желчно:

– Знаем, увы. Но военное министерство… там такие дубы!Как и у вас, впрочем. Надеются, что удастся заставить. А если нет, то намдадено задание создать дымовую завесу вокруг вашей персоны, а потомраспространить слух, что вы убежали сами.

– Ну, а что, если так и не будет моих новых работ?

Челлестоун цинично улыбнулся.

– Спились, русские все спиваются. Впрочем, это уделмногих гениев. Или зажили настолько сыто, что пропал стимул для творческойработы, ведь писатель должен голодать, верно? Что лишний раз подтвердит сразудва тезиса: а) у нас на Западе жизнь намного привлекательнее; б) почему в СШАвсе меньше собственных умов, а все выезжаем на эмигрантах да еще успеваем на ихдетях. Внуки, увы, уже полные ничтожества… Так что операция продумана домелочей, дорогой Владимир!

Я покачал головой.

– Знаете, я бы должен для виду согласиться, а потомпридумать шикарный побег со стрельбой из двух рук, с прыганьем с самолета навертолет, на крышу поезда и всякими ногами с тройного поворота в челюсть… но мыже взрослые люди?

Они смотрели с ожиданием. У меня создалось странноевпечатление, что хотя пленник я, но именно у меня в руках какие-то рычаги.

– Все равно слишком все мелко. Здесь что-то не так. Невашего это ранга, подобные похищения. Я считал вас акулами покрупнее.

– А мы крупные, – ответил Челлестоунсердито. – Для того чтобы затушевать возможную огласку с вашим похищением,были проведены операции по отвлечению, переносу внимания и прочее-прочее.Думаете, это не масштаб? Включить телевизор?

Я вяло отмахнулся.

– Не надо. К тому же можно записать что угодно, у вас жесвои киностудии.

– Зачем же так мелко, – сказал Челлестоун чуточкуобиженно. – Можете увидеть внезапные митинги в центре Москвы, запросвидного журналиста о взятках премьеру, слухи о внезапной болезни вашегопрезидента, приезд сразу двух ведущих в мире рок-групп в Россию…

Я буркнул:

– Хорошо, хоть дома не взрывали. И подводную лодку непотопили.

– Но с вами обращались, Владимир, очень бережно.Думаете, было просто вас перенести спящего сперва на подводную лодку, а потом,не разбудив, через три часа поднять на борт этого корабля?

– Да я вообще-то сплю как бревно. Но, что не разбудили,спасибо. Только в голове все еще туман… Наркотик?

Соммерг поспешно заверил:

– Абсолютно безвредная смесь. Я сам пользуюсь, когдабессоница.

Я оглядел их по очереди. Все смотрят напряженно, лицанесчастные. Вряд ли только потому, что совершили гнусность. Люди такого рангауже сами живут теми правилами, которые придумывают для других. Что-то ихтревожит.

– И все равно, – сказал я ровно, – это мелко,если просто хотите заполучить нового сотрудника. Да, я знаю, что я – самыйзамечательный и талантливый, гений и, вообще, золото… но каждый из вас этознает о себе самом, а всех остальных считает простыми ботами. Если кто-то исчитает, что у меня есть заслуживающие внимания работы, то для вас это –случайность. Итак, что случилось? Зачем это все?

Лордер взглянул мне в глаза. Впервые я увидел в его холодныхрыбьих глазах какое-то чувство, но теперь мне стало не по себе. Если я ожидалувидеть ярость, злобу, ненависть, то ошибся: на меня из глубины глаз смотрелсмертельно усталый человек, безнадежно усталый.