Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

— Хочешь остаться снаружи? — спросил ее Фафнир, и Катрин замотала головой — еще чего не хватало!

Она буквально влетела в кафе и забилась в самый дальний угол. Фафнир, усмехаясь в бороду, проследовал за ней, по дороге махнув официанту: — Dodo, deux café s’il te plait[329]… — и спустя минут пять перед Катрин уже стояла чашка черного кофе.

Байкер, тем временем окликнул одного из собратьев, заглянувшего в кафе — такого же бородатого, со шлемом в руках — тоже с драконом — белым, с раздвоенным языком и крыльями летучей мыши:

— Куэлебре![330]

— Господи, как ты это выговариваешь? — пробормотала Катрин.

— Salut! — байкер со странным именем Куэлебре стукнул ладонью о ладонь Фафнира. — Мадам, — вежливо поклонился он ей.

Перекинувшись несколькими незначащими фразами, Фафнир перешел к сути:

— Красотка ищет одного из наших. Американец, говорит.

— Американец? — поднял брови Куэлебре. — Среди наших американцев нет. Что-то ты путаешь, mon ami.

— А у «Les apaches»?

— У кого? — заволновалась Катрин. — У разбойников?

— Это название банды. Они наши, хм… конкуренты.

— У апашей надо спросить, я их всех не знаю. — Куэлебре вытряс из пачки сигарету. — Поговорю с Вальжаном.

— С кем он поговорит? — прошептала Катрин, когда Куэлебре вернулся к компании за уличными столиками.

— С Вальжаном, — невозмутимо повторил Фафнир, поднося к губам чашку с кофе. — Это главный у апашей.

— Но почему Вальжан?

— Ты читала «Отверженных»?

— Конечно! Но Жан Вальжан не был разбойником. Он всего-навсего украл хлеб, чтобы не умереть от голода.

— Так и «Les apaches» — вовсе не бандиты, — ухмыльнулся байкер. — Просто громкое название.

— Понятно, — осмелела Катрин. — И вы — вовсе не драконы. Просто громкое название.

Фафнир все так же беззастенчиво ее рассматривал. Катрин очень хотелось встать с красного диванчика и покинуть кафе — ей было отчаянно неловко — что она здесь делает, с этим практически чужим человеком? Каким образом он умудрился втянуть ее в это странное знакомство? И сам он странный, и друзья у него — ничуть не лучше. «Логично, — мелькнуло у нее в голове. — А тот, которого ты разыскиваешь — просто сама заурядность. Ничего особенного. Так! Немедленно встала, попрощалась и ушла отсюда! Допивай быстрее кофе или не допивай… На черта тебе сдался этот кофе!»

— Простите, Фафнир, мне пора, — она поднялась. Байкер разочарованно пожал плечами и поднялся вслед за ней.

— Как жаль. Давай, я тебя отвезу.

— О нет, мерси! — Катрин даже вздрогнула — еще не хватало! Она чуть не умерла от инфаркта по дороге сюда. — Да я и живу здесь совсем недалеко. Пройдусь.

— Я позвоню, если что-то узнаю, — он потянулся к ней, но она отпрянула — что за дикая привычка у французов целоваться при первом знакомстве. Ну уж нет! Он понял, что ее испугало, и смущенно улыбнулся: — Простите, Катрин… Я не хотел быть навязчивым…

Она выскочила из кафе, с облегчением перевела дух, и, сопровождаемая одобрительными возгласами потягивающих пиво байкеров, направилась в сторону Бобура.

— Письмо для мадам, — портье протянул Катрин конверт. Обычный конверт, но без марки и не заклеенный, с ее именем, написанным по-французски от руки. Катрин мельком глянула — какие-то бумаги — и обратилась к уткнувшемуся в монитор молодому человеку: — Excusez-moi, monsieur, qui a apporté cette lettre?[331]

— Je ne sais pas, madame[332], — пожал плечами портье. — Письмо доставили без меня. Могу позвонить и узнать, если желаете.

— Не стоит, — ответила Катрин и стала медленно подниматься по лестнице. Конверт она продолжала держать в руке — ей не хотелось его открывать, она не любила писем, приходящих неожиданно и неизвестно от кого. Два года назад она оказалась на грани нервного срыва, получив анонимное письмо, доставленное курьерской службой. Синяя шелковая рубашка, чудесное творение итальянского дома моды, стала для нее символом боли и насилия[333]. Теперь она сгинула вместе со своим хозяином в черном небытии.

И вот она уже открыла дверь номера и, зайдя, опустилась, не снимая обуви и не раздеваясь, у стола. — Господи, — тяжело вздохнула она. — Как я устала… Как же я устала.

Нехотя Катрин достала из конверта свернутый лист. Пробежав его, несколько мгновений вертела в руке.

— Это он, — еле слышно прошептала она. — Боже мой, это он, больше некому…

Снова и снова она просматривала бумагу, лежащую перед ней, а потом, схватив и ее, и конверт, бросилась вниз, обратно к портье.

— Мсье, мсье, — воскликнула она. От волнения с трудом подбирая французские слова, — когда… где… когда ближайший поезд на Довиль?

— Один момент, мадам, — портье потыкал пальцами в клавиатуру. — Voilà, madame. Через два часа, с Saint-Lazare[334]. Желаете, чтобы я забронировал для вас билет?

— Да, да, bien sûr. И подготовьте счет, пожалуйста, — Катрин опрометью побежала обратно в номер. Влетев в него, она, даже не заперев за собой дверь, стала кидать в саквояж вещи, не складывая, а просто сгребая все подряд, как есть — обувь, косметику, одежду, белье. Через десять минут она уже была готова и, подхватив кое-как застегнутый саквояж, из которого стыдливо торчал краешек застежки бюстгальтера, побежала вниз.

— Такси, мадам? — спросил портье, но она покачала головой: — Нет, на метро быстрее…

Подписав счет и carte bancaire, она выбежала из отеля. Только бы не опоздать на этот поезд, только бы не опоздать. «А как же Фафнир? — промелькнула мысль, но Катрин с внутренней улыбкой прогнала ее. — Я же еду туда, где он. Зачем мне Фафнир?»

В сумочке Катрин лежал ваучер на оплаченный уик-энд в пятизвездочном отеле Barriérer Le Royal в Довиле.

…Два часа, проведенные в поезде, не успокоили ее. Напротив, она нервничала так, что временами зубы начинали отбивать дробь. Руки были холодны, словно она, Катрин, была вылеплена из снега. Ее знобило, но временами щеки начинали пылать — когда она представляла себе предстоящую встречу — вот, она заходит в номер — наверняка неприлично роскошный, Олег всегда любил все самое лучшее — вот она заходит в номер, он стоит у окна спиной к ней… Он, конечно же, слышит ее шаги, но не оглядывается. Не находит в себе достаточно сил оглянуться. Но ему и не надо — она сама подойдет и прижмется щекой к его плечу… Она скажет, что прощает его, что давно простила… Тогда он найдет в себе силы повернуться к ней и…