Безжалостные боги - Эмили А. Дункан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кровь полилась ему в рот, потекла по подбородку.
– Серефин? – Голос Остии дрогнул от отчаяния.
Серефин не знал, как успокоить их, что он в порядке, ведь, судя по всему, он еще требовался этим богам.
Только не знал, что произойдет, когда он больше не будет им нужен.
«Ты продолжаешь сопротивляться. Как и те, кто родом из той песчинки, которую вы зовете своей страной. Как и те, кто проливает свою кровь, чтобы вкусить то, чем мы могли бы одарить вас. Ты скоро сдашься».
Серефин с трудом втянул воздух, собираясь согласиться на все. Согласиться на что угодно, лишь бы это прекратилось.
Но его руки кто-то удерживал. Это Кацпер сжимал его запястья, не давая поднести ладони к лицу.
«Ты еще не сломил меня».
В его голове раздался зловещий смех.
«Если бы я хотел сломить тебя, то никогда бы не дал возможности сопротивляться. Ты почти сдался. Я почти завладел тобой. Но если у тебя не хватит сил, чтобы взглянуть на лица тех, кто намного лучше тебя…» – голос затих.
Воцарилась тишина.
Голова Серефина запрокинулась, а ужасы, заполонившие поляну, отступили, давая возможность отгородиться от них. Он вздрогнул, и его мышцы расслабились, а сознание уплыло.
– Что с тобой случилось?
Когда Серефин пришел в себя, в лесу окончательно потемнело. И пропало ощущение, что поляна находится поблизости. Он надеялся, это означало, что его отнесли подальше от нее, пока он находился в отключке.
Застонав, Серефин прижал руку к больным глазам.
Надя тут же схватила его за руки.
– На твоем месте я бы не стала этого делать.
Он расслабился и позволил ей опустить руки обратно.
– Насколько ужасно я выгляжу?
– Будто подрался с очень злой кошкой, – ответила она с таким нарочитым весельем, словно пыталась что-то скрыть.
Она изобразила, как проводит когтями по лицу.
И Серефин рассмеялся, хотя все тело болело.
– У тебя никогда не возникала мысль, что мы поступили неправильно, отправившись сюда?
Собрав все свои силы, он принял сидячее положение, и тело тут же охватила агония.
– У меня нет выбора, – отозвался он.
Серефин не сомневался, что если бы ни разу не ответил Велесу или второму существу, то его тут же перемололи бы и выбросили останки.
– Лучше бы мне никогда не отдавали этот кулон, – пробормотала Надя, обхватив руками колени. – Если бы не я, ничего бы этого не случилось.
– Но тогда бы я умер, так что не мне винить тебя за это, – заметил Серефин.
– Наверное, ты единственный, кто так думает. – В ее голосе прозвучали мрачные нотки, которым он не находил объяснения. – Как думаешь, это когда-нибудь изменится?
Наде хотелось ощутить уверенность, что с ними все будет хорошо, и Серефин не терял надежды, что в этом хаосе все еще существует шанс на мир. К тому же они с Катей еще не убили друг друга, что вполне можно воспринимать как хороший знак.
Но он не знал, что сейчас происходило в Транавии, и это съедало его изнутри. Да и не настолько наивным он был, чтобы верить, что трон ждал его возвращения.
– Даже не знаю.
Она медленно выдохнула.
– Велес хочет, чтобы ты разбудил других спящих богов. Он упоминал о ком-то?
«Я уже разбудил одно безымянное существо, которое хочет смерти Малахии, а может, и еще чего-то, но не сомневаюсь, что это уничтожит тебя», – хотелось сказать Серефину, потому что он не желал предавать эту девушку. Но как и раньше, слова отказывались слетать с его губ. Существо не разрешало говорить о нем. Серефин не сомневался: если спящие боги проснутся, они все погибнут. Если Малахии удастся свергнуть пантеон богов, они погибнут. Так что Серефин хотел попытаться спасти Транавию.
Он покачал головой на свои мысли. Надя, прищурившись, посмотрела на него, но затем ее выражение лица смягчилось, и она кивнула.
– Я хочу, чтобы твои боги оставили меня в покое, – сказал он.
– Тебе не интересны силы, которые они могут тебе даровать?
– Если бы дело оказалось лишь в силе, я бы смотрел на это по-другому.
Но все, что ему досталось, – мотыльки, звезды и осознание, что он уже не такой, как прежде. И он вполне мог обойтись без этого. Ему хотелось вновь стать привычным Серефином. Ну, за исключением момента, когда он целовал красивого транавийского парня, влюбленного в него. Серефином, который знал, что нужно его стране и как удержать трон. Серефином, который вполне мог стать отличным королем. А не Серефином, которого мучили все эти кошмары.
Надя нежно провела рукой по его волосам, что, как ни странно, подарило ему успокоение, а затем встала и подошла к сидевшей неподалеку Париджахан. Чем дольше продолжалось их путешествие, тем мрачнее становилась аколийка. И Серефин никак не мог понять, что с ней происходило.
– Ох, смотрю, ты уже не пытаешься расцарапать себе лицо, – заметила Остия, занимая место, которое только что оставила Надя. – Может, поговорим про Кацпера? – продолжила она с понимающей усмешкой на губах.
– Перестань.
Ее улыбка стала шире.
– Так и знала.
Он застонал и положил голову ей на плечо.
– Я столько лет ждала, когда ты заметишь! – воскликнула она.
– Да перестань! – взмолился Серефин.
– Я думала, ты о чем-то догадывался, когда повысил его, но оказалось, ты лишь проявлял дружелюбие! Не могла же я сказать: «Эй, Серефин, солдат, которого ты только что повысил до своего личного помощника, влюблен в тебя по уши. А ты настолько сильно задираешь свой королевский нос, что даже не замечаешь этого».
Он вздохнул.
– Я рада, что ты догадался.
Она махнула рукой Кацперу, и тот протянул Серефину жестяную кружку с чаем.
– Что за…
– Мы застряли здесь на какое-то время, – сказал Кацпер. – Малахия не знает, что делать дальше.
– Все очень сложно! – крикнул Малахия с другого конца лагеря.
Надя за это время успела забраться к нему на колени и, положив голову ему на плечо, вместе с ним что-то изучала в книге заклинаний. Что бы ни думал Серефин о Малахии, он вдруг почувствовал, как закололо в груди при взгляде на них.
Так что он вновь сосредоточился на кружке с чаем.
– Где ты… Где ты взял это? Таскал все время с собой? – Серефин поднялся и направился к рюкзаку Кацпера, стоящему позади них. – Что еще у тебя там есть? Может, у тебя там поместилась целая королевская кухня?
Кацпер рассмеялся и слегка толкнул Серефина.
– Кровь и кости, мне бы этого хотелось. Хотя мое самое большое огорчение – узнать, как вы, придворные, едите.