Биосоциальная проблема и становление глобальной психологии - Ирина Анатольевна Мироненко

признаку: говорят об африканских, индийских, филиппинских индигенных теориях и пр. В русле индигенных теорий доминируют описательный подход и качественные методы анализа данных, подчеркивается их противопоставленность традиции WASP, идее «западного стандарта» человека.

В отношении к проблеме биологического и социально-культурного в человеке индигенные теории близки культурной психологии (cultural psychology) и критической психологии (critical psychology), которая отчасти сливается с культурной психологией. Показательно, что все эти три направления сложились примерно в одно и то же время на волне тенденции борьбы с доминированием мейнстрима второй половины ХХ в. – парадигмы, установившейся после Второй мировой войны, прежде всего, представленной североамериканской психологией, в которой реализовалась традиция снятия противоречия между культурой и биологией человека. Однако корни культурной психологии и критической психологии иные, чем у индигенных теорий, – эти направления развивают положения, заложенные в академической психологии предшествующего периода.

Культурная психология изучает, как культуры отражают и формируют психологические процессы своих членов. Основным принципом культурной психологии является то, что личность, сознание и культура неразделимы и взаимно конституируемы, т. е. люди формируют свою культуру, а культура, в свою очередь, формирует их (Kim et al., 2006). Один из основателей этого направления Ричард Шведер считает: культурная психология – это исследование того, как культурные традиции и социальные практики регулируют, выражают и трансформируют психику человека, в результате чего имеет место не столько единство психической организации людей, сколько этнические различия в отношении сознания, Я-концепции и эмоций (Shweder, 1991).

Майкл Коул так определяет основные отличительные черты культурной психологии:

– придает особое значение рассмотрению опосредованного действия в контексте;

– подчеркивает важность широко понимаемого «генетического метода», который включает исторический, онтогенетический и микрогенетический уровни анализа;

– стремится найти подтверждение результатам анализа в повседневной жизни;

– полагает, что разум (mind) формируется в совместной опосредованной деятельности людей, следовательно, он является в значительном смысле «совместно выстроенным» и распределенным;

– полагает, что личность является активным фактором собственного развития, но, поставленная в определенные условия, не свободна полностью в своем выборе;

– отвергает науку, избирающую причинно-следственные или «стимул-реакция» объяснения в пользу науки, которая придает первоочередное значение контексту возникновения и протекания психической деятельности, и признает центральную роль интерпретации в процессе истолкования явлений;

– использует методологию гуманитарных наук наряду с методологией общественных и биологических паук (Cole, 1998, р. 104).

В литературе отмечается разнообразие направлений культурной психологии и отсутствие общей и последовательной методологии (Психология и культура, 2003).

В целом культурная психология носит холистический и идио-графический характер.

Близка к культурной психологии и отчасти сливается с ней так называемая критическая психология (critical psychology). Основателем критической психологии считают Клауса Хольцкампа, книга которого «Основания психологии» (Holzkamp, 1983) до сегодняшнего дня остается одной из важнейших теоретических работ в этой области. Хольцкамп основывался на культурно-исторической психологии и теории деятельности, прежде всего на подходе А. Н. Леонтьева. Другим важным его источником была теория личности Люсьена Сева, которая содержала концепцию «матриц социальной активности» как опосредующей структуры между индивидуальным и общественным поведением.

Следуя нашему делению на две традиции в отношении взаимодействия культуры (социального, согласно терминологии советской психологии) и биологии, можно утверждать, что «релятивистские» направления сохраняют традицию несводимости культуры к второстепенной надстройке над биологией, своеобразно продолжающей биологически обусловленное и никак биологии не противоречащей. Неслучайно культурная психология в большинстве своих современных направлений опирается на идеи культурно-исторического подхода Выготского (M. Cole, J. Valsiner), а критическая развивает идеи деятельностного подхода А. Н. Леонтьева (K. Holzkamp).

Вызывает сожаление, что российская психология эпохи глобализации недостаточно включается в современный дискурс о биологическом и социальном в человеке. «Релятивистские» направления у нас очень мало известны. Наиболее информативный источник подготовлен не психологом (Лурье, 2005). Соответственно и ссылки на труды российских ученых в растущем релятивистском дискурсе заканчиваются обращением к трудам советского периода. Основной лейтмотив релятивистов – критика мейнстрима, дискуссия с мейнстримом в отношении основ теории и методологии психологии, призыв к «деколонизации» психологии – редко звучит в дискурсе современной российской науки. Вопрос о возможности «универсальной» психологии недостаточно соотносится как с проблемой биологического и социального, так и с логикой культурно-исторической теории и субъектного подхода.

Может быть, биосоциальная проблема сегодня утратила свою актуальность, значимость в контексте жизни современного общества? Представляется, что, напротив, она актуальна, как никогда раньше. И вопрос не только в необходимости «деколонизации» нашей науки, что является основным лозунгом релятивистов. Мы живем в эпоху не только радикальных социальных изменений, требующих пересмотра «стандартов» и «эталонов» человека, осознания их культурной относительности, но и радикальных прорывов в области биологии и медицины. Игнорируя границу между биологическим и социальным, мы закрываем глаза на то, что человек сегодня уже отменил для себя закон естественного отбора, в результате биологическое выживание человека как вида сегодня зависит от социокультурных факторов. Не только окружающая среда находится в зоне риска и, в свою очередь, становится фактором риска для выживания человека, естественный отбор уже не охраняет и генофонд человека. Чтобы ответить на этот вызов времени, его необходимо осознать и принять. Продолжая думать, что нами руководят инстинкты, как это предлагает западная эволюционна психология, мы находимся в сладком заблуждении, что природа все еще хранит нас, что бы мы ни делали. Ведь «инстинкт всегда прав». Но есть ли основания так думать? Не является ли более основательной мысль, что инстинкты мы уже «победили» и находимся за пределами охраняющей силы природы – в зоне собственной ответственности?

Известный британский социолог Николас Роуз пишет, что гуманитарным наукам сегодня необходимо пересмотреть их отношение к биологии, поскольку успешное развитие последней в XXI в. открыло возможность видеть в биологическом не фактор ограничения и фатальной предопределенности, а ресурс возможностей и потенциал развития (Rose, 2008). Идеи трансгуманизма – уже не фантастика.

Необходимо перейти от метафизических представлений и имплицитной веры в незыблемость человеческой природы к представлению о человеке, как о непрерывно изменяющемся существе.

Представляется, что именно разнородность, полиментальность современного человечества обусловливает единство тенденций интеграции и дифференциации в развитии глобальной психологической науки, ее развитие по сетевому принципу, когда дифференцированная эпистемология является прямым следствием дифференциации на уровне онтологии самого предмета изучения.

От тех, кто считает идеалом, к которому должно стремиться развитие психологии, науку монопарадигмальную в отношении эпистемологии и универсальную в части раскрываемых законов психики, нередко приходится слышать, что даже для того, чтобы сыграть в какую-либо игру, участники должны договориться о едином понимании правил и используемых символов. Но дело в том, что жизнь – не игра. Наука не может и, по всей видимости, никогда не сможет полностью раскрыть законы вселенной, ее «правила». Придумать собственную версию и жестко ею руководствоваться – вряд ли хорошая идея. Расширяя область познанного, мы обнаруживаем и все больше непознанного,