Любовь и ярость - Патриция Хэган

Побагровев от возмущения, настоятельница выпалила, чтонапишет обо всем епископу.

- А пока, - торжественно заявила она, - ты будешь наказана.Отправляйся в церковь и молись, пока солнце не сядет. И так каждый день, довоскресенья, пока епископ не решит, что с тобой делать.

Дани подняла голову и увидела суровое лицо настоятельницы иеё холодный взгляд, но не опустила глаз, - Нет, - мягко, но решительнопроизнесла она, - Я помолюсь позже. А сейчас я не могу не думать о семье.

Сестра Мария испуганно взглянула на настоятельницу. Она непомнила случая, чтобы кто-то осмелился пойти против её воли.

- Ты должна ... - пронзительно взвизгнула она, - Те неимеешь права...!

Не обращая на неё ни малейшего внимания, Дани повернулась кнастоятельнице. - Простите, матушка, я совсем не хотела обидеть вас, - какможно почтительнее сказала она, - Конечно, нарушив обет, я поступила плохо. Нопросить у Господа прощения за свой поступок я смогу только, когда в душе моейнаступит мир.

И Дани ушла, а обе женщины ошеломленно смотрели ей вслед.

Торопливо пробежав через двор, Дани кинулась в заросликустов, где она обычно пряталась, чтобы побыть наедине с собственными мыслями.

И теперь она снова затаилась здесь, погрузившись в невеселыераздумья, пока грохот выстрела, эхом прокатившийся среди гор, не заставил еёочнуться.

Дани даже немного испугалась. Это не мог быть охотник -уважая покой монахинь, те обычно держались подальше от обители.

Внезапно ледяная дрожь пробежала по спине и, вскочив наноги, Дани выскочила из своего укромного уголка и ринулась к воротам.Предчувствие чего-то ужасного охватило её, она помчалась изо всех сил,подхватив длинный подол, чтобы не путался под ногами.

Откуда-то издалека донесся пронзительный женский вопль.Женщина кричала так, будто сам Сатану тащил её душу в ад. На мгновение её голосстих, его заглушили гневная перебранка, а потом шум драки и топот подков. По ихзвуку уже совсем запыхавшаяся Дани догадалась, что всадники поскакали покаменистой горной тропинке.

Дани добежала до места, где тропинка, извиваясь, крутоповорачивала в гору. Вдруг краем глаза она заметила что-то странное в сторонеот дороги и, обернувшись, в ужасе закрыла лицо руками, испустив хриплый стон.

Обнаженное тело Колта неподвижно лежало в ручье, а вокругголовы в воде расходилось широкое ярко-багровое пятно.

Дани ринулась к нему и упав на колени, осторожно приподняланад водой голову брата. Кровь горячей струей хлынула ей на подол.

Припав к груди брата, Дани снова и снова отчаянно повторялаего имя.

Вдруг он шевельнулся и слабо застонал. Это был слабый,хриплый звук, но его оказалось достаточно, чтобы слезы мгновенно высохли наглазах у Дани. Сдерживая рыдания, она постаралась как можно осторожнееприподнять его большое, беспомощное тело.

Она была не единственной, кто услышал выстрел, вблизи тихихмонастырских стен он прогремел как гром среди ясного неба.

Со всех сторон к Дани спешили сестры, но потеряв голову привиде страшного зрелища, они, как стая испуганных птиц, бросились искать помощиу матери-настоятельницы.

Высокий сан не позволил матушке самой поспешить на местопроисшествия, но у неё хватило благоразумия разрешить перенести раненогомонастырь и распорядиться устроить его в лазарете.

И пока Колта осторожно несли на носилках вверх по горнойтропе, Дани шла рядом, не выпуская из рук безжизненной руки брата.

Она ждала снаружи, пока мать Мари-Франческа, обычноухаживающая за больными, осторожно осматривала Колта. Наконец, ей позволиливойти и она с удивлением осмотрелась. Чисто выбеленные стены, такой жебелоснежный потолок, ни ставней, ни занавесок на высоких стрельчатых окнах, изкоторых открывался безрадостный вид на голый, каменистый склон и по-осеннемупожухлую листву.

Вдоль каждой стены выстроились в ряд четыре койки, узкие,будто детские, с высокими железными спинками. Колта положили у окна, прикрывтонким шерстяным одеялом. Его забинтованная голова издали показалась Данипохожей на огромный белоснежный кокон, глаза были по-прежнему закрыты, и лишьгрудь слабо колыхалась.

Дани бросила умоляющий взгляд на сестру Франческу, сострахом ожидая, что она скажет.

- Ваш брат все ещё без сознания, - строго предупредиламонахиня, Слава Богу, пуля только скользнула по черепу, иначе он был бы ужемертв. Похоже на сотрясение мозга и довольно сильное. К несчастью, - и онавиновато пожала плечами, - я могу только предположить, что пуля хоть и незадела мозг, но вызвала своего рода контузию.

- Но он выживет? - чуть слышно прошептала Бриана.

Бросив на раненого испытующий взгляд, сестра Франческазаколебалась. Я сделала, что могла. Мы должны ждать. Мужайся, сестра,милосердие Господне безгранично.

Дани склонилась над бесчувственным телом брата и осторожнокоснулась губами его щеки, - Пожалуйста, не умирай, Джон Тревис, я прошу тебя.

Она покинула лазарет, твердо убежденная, что пришло времядать знать отцу, что им нужна его помощь.

Гевин Мейсон, в ярости не находя себе места, метался передвходом в подвал, пока его люди, кряхтя и чертыхаясь, вытаскивали наружу ящики сзолотом. Ему казалось, что они движутся как сонные мухи, нарочно сводя его сума. Дьявольщина, ну сколько они ещё будут возиться?! Он уже успел зафрахтоватькорабль, чтобы отправиться в Грецию, и как только золото будет на борту, ониснимутся с якоря.

Немного поодаль он заметил высокую, худощавую фигуру ДиркаХоллистера, тоже наблюдавшего за возней с ящиками. При виде его лицо Гевинаперекосила злобная гримаса. Что за идиот, пристрелил Колтрейна с Поупом, да ещёв двух шагах от монастыря! Холлистер отрицал это, но двое его людей признались,что слышали звуки выстрелов и тогда ещё сказали Дирку, что лучше было бы сделатьэто где-нибудь повыше в горах. Ко всему прочему, этот тупица даже непозаботился о том, чтобы закопать убитых! И теперь бесполезно ругать его,во-первых, дело сделано, а во-вторых, Дирк все равно упрям, как осел.

Когда ему докладывали, как все произошло, Гевин вспылил иобрушился на Дирка с дикой руганью, обозвав его сукиным сыном и придурком,из-за которого все они могут попасть за решетку.

Ярость его объяснялась тем, что Холлистер наткнулся наБриану и Колтрейна, когда они, оба обнаженные, лежали в объятиях друг друга.Когда её приволокли к нему и он увидел пятна крови на внутренней поверхностибедер, Гевин чуть не обезумел от бешенства, он чувствовал себя одураченным. Всебыло ясно без слов, к тому же Гевин давно догадывался, что она без памятивлюблена в Колтрейна. Так, значит, эта сучка обманула его, она никогда несоблазняла мальчишку. Все это время она просто водила его за нос, какпоследнего дурака.