Перо динозавра - Сиссель-Йо Газан

Тюбьерг! Черт! Анна так вздрогнула, что мужчина, сидевший рядом, посмотрел на нее с удивлением. Она закрыла рот рукой. Черт, она совсем забыла о Тюбьерге. Как она могла?! Она не видела его с четверга, сейчас уже суббота. Двое суток он провел в одиночестве. Как она могла быть такой невнимательной?! Она яростно била ногой по передней скамье, но орган, к счастью, играл на полную мощь, так что только сосед косился на нее недоуменно. Ее почти удивило такое острое собственное недовольство собой. У нее перед глазами вдруг встал потерянный взгляд Тюбьерга и то, как он набросился на ее бутерброд. Она собиралась принести ему еще еды, чистое полотенце, одеяло, спросить, не нужно ли ему что-то постирать. И все равно она о нем забыла. Разве все упомнишь, когда у тебя задница вместо головы! Она снова саданула ногой по скамейке. Теперь женщина, сидевшая впереди, обернулась и посмотрела на нее сердито, сосед же таращился на нее без всякого стыда. Орган играл. Потом наступила тишина. Анна была огорчена. Она обернулась и попыталась поймать взгляд Сёрена, но тот демонстративно смотрел в воздух. Фриман тоже отвернулся и смотрел то на свои руки, то на мозаику над алтарем. Нанна поднялась со своего места. Она обливалась слезами, хвост на голове по-детски раскачивался, пока она говорила, голос был тонкий, она пыталась его контролировать. Она говорила сбивчиво и немного банально — но сколько ей лет, в конце концов? Восемнадцать? Анна почувствовала вдруг, что все это для нее слишком, и опустила голову на колени. Почему она думает только о себе? Она никогда бы не произнесла такую речь для Йенса. Она бы никогда не поднялась и не сказала что-то банальное, юношеское и нежное своему отцу, если бы он умер. Потому что она сидела бы в первом ряду и жалела себя. Злилась бы на то, что он ее бросил, — о чем он думал вообще? Нанна была смелая, ранимая и гордилась своим отцом. Анна сидела в своей куртке и чувствовала, как у нее кровь закипает в венах. Она даже о Тюбьерге не смогла позаботиться. Теперь гроб выносили из церкви. Нанна держалась за него с одной стороны, Биргит с другой, за ними шли четверо мужчин — ровесников Хелланда. Когда гроб занесли в катафалк, ударил колокол. Все склонили головы. Едва толпа наконец начала расходиться, Анна ушла. Было два с небольшим. Она побежала к остановке электрички, села в нее и вышла на станции Нордхавн. Там она зашла в супермаркет «Нетто» и быстро пошвыряла продукты в корзинку, злясь на себя все больше. Она забыла о Тюбьерге. На двое суток.

В университете было тихо. Анна провела магнитной картой по электронному замку и вошла внутрь. Уже почти половина четвертого, через час ей нужно встретиться с отцом. Эта встреча показалась ей вдруг сущим удовольствием по сравнению с предстоящей сейчас. Что, если Тюбьерг умер? Она покачала головой. Нет, конечно нет. Человек не может умереть от голода за двое суток, кроме того, он наверняка выбирался из своего укрытия и раздобыл какой-то еды. Она открыла дверь в свой кабинет и повесила куртку на вешалку. На пути с кафедры в музей ей не встретилось ни одной живой души. В здании раздавался какой-то гул, в коридорах было темно, хоть глаз выколи. Перед входом в Зал позвоночных горел свет. Она остановилась. Похоже, кто-то только что ушел? Или пришел?

Она открыла дверь в зал и включила весь свет. От запаха у нее сперло дыхание. Где-то гудела вентиляционная установка. Она позвала Тюбьерга и пошла по рядам мимо шкафов. В зале было совсем тихо. Она с трудом дышала, пытаясь подавить страх, и снова позвала:

— Эрик?

Она никогда раньше не называла его Эриком.

— Я о вас забыла. Простите, пожалуйста. Где вы? Вы здесь? Выходите, пожалуйста, если вы здесь, — она говорила громко и не знала, разговаривает она сама с собой, или с ним, или и то и другое. Она вглядывалась в ряды шкафов.

Он вышел вдруг из центрального ряда, и Анна вздрогнула. Он оброс щетиной, под глазами залегли тени. Он смотрел на пакет из супермаркета.

— Вы принесли еды? — хрипло спросил он.

— Да, — ответила Анна и попыталась сформулировать извинение, но что бы она ни сказала, придется раскрыть, что Йоханнес мертв, поэтому она просто замолчала.

— Он здесь был, — прошептал вдруг Тюбьерг.

— Йоханнес? — спросила Анна, вытаращив глаза.

— Нет. Здесь был Клайв Фриман. Несколько часов. Я прятался вон там, — Анна вдруг заметила, что по его виску катится капля пота. — Зачем он приходил? Он делал вид, что рассматривает скелет моа. Возился с костями. Потом ушел. Что ему нужно было?

Они прошли немного назад, в сторону света.

— Хм, ну, наверное, посмотреть на скелет моа, — сказала Анна. Потом она повернулась так, что они оказались лицом к лицу. — Эрик, — сказала она. — Фриман маленький старый человечек. Он вас не убьет. Какая ему от этого выгода, ну вот правда? Он же не докажет так свою правоту, — хотя и закроет рот самому ярому своему оппоненту, подумала Анна. Рот Хелланда уже закрыт навсегда. Это правда странное совпадение. Она снова проверила свой телефон. Сети не было. Без десяти четыре. Сорок минут до встречи с Йенсом. Она вдруг поняла, что не представляет, о чем они будут говорить, и растерянно потерла лоб.

— Эрик, — умоляюще сказала она.

— Я останусь здесь. Я выйду, когда он уедет. Можете считать меня дураком и параноиком. Может быть, так оно и есть, — Тюбьерг упрямо смотрел на нее. — Хелланда похоронили? — спросил он.

— Да, — ответила Анна.

— Вы купили от меня цветов? — спросил Тюбьерг.

— Да, — соврала Анна. — Красивый букет от нас двоих. Фриман тоже был на похоронах.

Тюбьерг кивнул.

— Ну вот пожалуйста, — таинственно сказал он.

— Мне пора идти, — сказала Анна. — Но я зайду завтра.

— Хорошо, хорошо, — сказал Тюбьерг и сел боком к ней за один из маленьких рабочих столов. Анна схватила его за плечи и развернула к себе.

— Эй. Я вам помогаю, вы это понимаете? — спросила она.

Тюбьерг посмотрел на нее вдруг посветлевшими глазами и сказал:

— Исследования — это моя жизнь. Все, для чего я живу. Если я не могу заниматься исследованиями, мне все равно, что со мной будет. Я останусь здесь. Можете прийти и сказать мне, когда он уедет, тогда я выйду. И обязательно поговорю с полицией. Но ни секундой раньше, — он снова развернулся к письменному столу. — Когда я получу постоянную ставку, я выстрою заново новое отделение позвоночных. Динамичные исследования, молодая команда, — мечтательно сказал он.

Анна почувствовала, что сейчас заплачет. Вместо этого она повернулась и вышла.

Йенс жил в центре Копенгагена, на улице Ларсбьёрнсстреде, на верхнем этаже, над старой типографией, вход со двора, через ворота. Он жил в этой квартире с тех пор, как переехал с острова Фюн и формально развелся с Сесилье, Анне было тогда около десяти лет. В то время в заросшем деревьями и кустами внутреннем дворе была автомастерская. Тогда Анна бывала у него постоянно, теперь эти визиты совсем сошли на нет. Иногда она заходила за ним на Ларсбьёрнсстреде и они шли обедать в «Сабинес» или в торговый центр за рождественским подарком для Сесилье. Внутренний двор теперь был вычищен, вылизан и забит новенькими машинами. Старая типография выглядела неуместно среди модных рекламных агентств, офисов архитекторов и курьеров в зеленой форме, снующих с заказанными товарами, от суши до вазы для фотосессии. Они наверняка даже представить себе не могут, что кто-то живет здесь как Йенс. Анна поднялась по деревянной лестнице на ветхую галерею, в дальнем конце которой была квартира Йенса. На веревке перед ней сушились носки. Анна позвонила в дверь. Он вышел из кухни, она видела его через окно. Волосы торчали в разные стороны, он выглядел так, как будто был измучен многочисленными излишествами прошлой ночи.