Перо динозавра - Сиссель-Йо Газан

— Да все в порядке, — сказал Джон и коротко потрепал Сёрена по плечу.

Двадцать минут спустя Сёрен поглощал гуляш с картофельным пюре, пытаясь вспомнить, когда он ел в последний раз. Вибе налила ему бокал вина, и они болтали, пока он ел. Когда тарелка опустела, он отнес ее на кухню, чтобы Вибе не пришлось вставать. В кухне он выпил ледяной воды из-под крана и плеснул немного себе на лицо. Потом он вернулся в гостиную. Вибе сидела в углу дивана и смотрела на него выжидательно и беспокойно.

— Я боялась этого двадцать лет, — сказала она. Сёрен резко остановился.

— Я не понимаю, о чем ты? — ошеломленно спросил он. Она уставилась на него.

— Ну, — поспешила она ответить, — может быть, я опережаю события, — она бросила короткий взгляд в сторону. — Садись и давай закончим с этим побыстрее, ты выглядишь совсем измученным.

Была пятница, двенадцатое октября, снаружи было неуютно, холодно и темно, как в могиле. Сёрен откинулся на спинку дивана, разглядывая свои руки. Потом он рассказал Вибе то, что собирался рассказать.

Помнит ли она, как ездила в командировку в Барселону в декабре 2003 года? Да, помнит конечно. Помнит ли она, что Сёрен был в городе с Хенриком? Что они ужинали в азиатском ресторане в районе Вестербро? Что Сёрен рассказывал ей об этом вечере, когда она вернулась домой, о ресторане, о тех девушках за соседним столиком, с которыми они разговорились, как они поехали потом вместе с ними в ночной клуб, в котором танцевали? Да, Вибе все это помнила.

— В тот вечер я ушел домой вместе с женщиной, которую звали Катрине.

В глазах Вибе поначалу промелькнуло что-то тяжелое, потом ее губы начали улыбаться, и Вибе спросила: неужели Сёрен пришел рассказать, что изменил ей четыре года назад? Ай-яй-яй, сказала она, грозя пальцем, но послушай, мы были вместе двадцать пять лет, конечно, я понимала, что это может произойти, что это, может быть, происходило, так что нечего выглядеть таким виноватым. Сёрен покачал головой. Нет, нет. Но Катрине, эта женщина. Она забеременела. Теперь Вибе вытаращила глаза. Что? Что она? Да. Это была одна ночь и одно утро, с тех пор они не виделись, ни разу. До того, как Катрине позвонила вдруг полгода спустя и сказала, что она беременна. Большой срок. Вибе подавила возглас изумления. Сёрен вздохнул.

— Катрине встретила другого человека, который должен был быть отцом ребенку. Они прямо сказали, что им не нужно, чтобы я сильно вмешивался, — тихо продолжил он. — Но они хотели, чтобы ребенок знал правду: что у него есть биологический отец и отец, который его воспитывает, и что это разные люди. Я не должен был участвовать в жизни ребенка с рождения. Они хотели подождать, посмотреть, как все складывается, и потом решить, что делать, когда и если возникнет необходимость предъявить меня ребенку. Я был сам не свой, — он поднял глаза, но не увидел никакой симпатии во взгляде Вибе. — Эльвира умирала, я был сам не свой, — повторил он, — и потом, я совершенно не хотел никакого ребенка. Я сидел в квартире Катрине и Бо и мечтал, чтобы они провалились к черту, и все. — Сёрен откашлялся. — Но потом Бо вдруг позвонил мне и сказал, что Катрине родила. В один из дней я заехал во Фредриксбергскую больницу после работы, только из чувства долга, так я тогда к этому относился. Но потом я ее увидел, Вибе.

Вибе расплакалась.

— Я увидел ее, и мир перевернулся. Я ее полюбил. Абсолютно сумасшедше, как я никого никогда раньше не любил. Она была совершенно лысая, спала на боку и была похожа на меня как две капли воды. Когда я возвращался домой в тот день, мне пришлось съехать на обочину, чтобы не попасть в аварию. Я то смеялся, то дрожал всем телом и совершенно не мог собраться с мыслями. Ее назвали Майей. В следующий раз я увидел их только спустя две недели, когда они вернулись домой. В Бо явно вселился альфа-самец, на пятикилометровом расстоянии было видно, что он не хочет делить со мной отцовство, но я не собирался это даже обсуждать. Я хотел быть Майиным отцом. Я думал об этом денно и нощно две недели, и я больше не хотел от нее отказываться. Бо страшно рассердился, прошло два тяжелых месяца, прежде чем нам удалось более-менее наладить контакт. Я очень старался, чтобы мои действия не были истолкованы как угроза или агрессия, и пытался показать ему, что да, я хочу занять какое-то место в жизни Майи, но это совсем не его место. Это помогло, — Сёрен замолчал и посмотрел на свои руки.

Вибе высморкалась и устроила поудобнее свой большой живот.

— Я не мог об этом рассказать, — продолжил Сёрен. — Я не мог заставить себя об этом рассказать. Что, хотя я не хотел заводить ребенка с тобой, от меня забеременела другая женщина. Я просто не мог этого сказать. Тут еще наши отношения виноваты, Вибе, — вдруг сказал он, как будто она пыталась ему возразить. — Мы же были как брат и сестра, черт возьми. Мы не были мужем и женой. В этом не было никакой искры. Если по большому счету. Я имею в виду — посмотри на Джона. Даже Джон относится ко мне как к шурину, он даже не ревнует, что я спал с его женой больше раз, чем он сам, — Вибе не могла не улыбнуться. — Помимо того, что я не хотел быть отцом, самого характера наших отношений было достаточно для того, чтобы не заводить ребенка. И тут в разгар всего этого заболела Эльвира, потом Кнуд… Я не мог рассказать тебе, что Катрине забеременела, это было исключено. По крайней мере тогда, — Сёрен вздохнул. — Так что я решил немного подождать. Пока буря не уляжется. Точно так же, как мы решили не рассказывать пока старикам, что мы разошлись.

— Кнуд и Эльвира знали о ребенке? — прошептала Вибе.

— Нет, Вибе. Они ничего не знали. Я бы никогда не мог с тобой так поступить. Никто ничего не знал. Ни Хенрик, ни Аллан, никто. Я переживал все это в одиночку. Конечно, я не мог скрывать это всю жизнь, это понятно… но…

— У тебя есть дочь… — прошептала Вибе. Она удивленно почесала голову, как будто все ее восприятие действительности было нарушено.

— У меня нет дочери, — с нажимом возразил Сёрен. Вибе заморгала.

— Восемнадцатого декабря Бо, Катрине и Майя улетели в Таиланд на Рождество. В Пхукет. Они погибли от цунами. Бо выжил, но Катрине и Майя погибли.

Вибе сложила руки перед лицом, и ее глаза бегали из стороны в сторону, как будто она пыталась перечитать те события прошлого, в которых теперь находила вдруг новый смысл.

— Но тебе стало по-настоящему плохо только в январе, — удивленно сказала она. — После того, как мы расстались. Спустя довольно долгое время после смерти Эльвиры, и пока Кнуд все еще был на ногах и никто не знал, сколько ему осталось. Это же было и после цунами, в начале января?

— Мы же были в Швеции. Мы ничего не знали о том, что случилось, пока не вернулись домой, пока мы не увидели газеты. Я хотел рассказать тебе о Майе еще в Швеции, но не смог. Ты была такой умиротворенной. Когда мы вернулись домой и узнали, что случилось в Азии, я искал в списках погибших их имена, но их там не было. Я думал, что они живы. Что им просто не пришло в голову мне позвонить, потому что кругом был такой хаос. К тому же я был просто донором спермы. Я не мог ничего выяснить — только ждать, пока Катрине сама вспомнит обо мне и позвонит. Вечером пятого января позвонил Бо. Он кричал и плакал. Я не мог ничего понять. Я просил его успокоиться. Странно, о чем человек думает в такой ситуации. Совершенно безнадежные мысли. Я подумал, что Катрине ранена и лежит в больнице. Бо ведь был такой вспыльчивый, всегда так преувеличивал свои переживания. Я даже в самом страшном сне не мог представить, что они погибли. Их же не было в списках. Но они погибли. Бо позвонил мне сразу, как вернулся с опознания.