Великий маг - Юрий Никитин

Он поклонился, явно польщенный. Действительно, только егозаслуга в том, что это слово в России не употребляет ни один политик, ни одиниз демократов, ибо «коллаборационист» означает «сотрудничающий с врагом», а ктоиз либералов не сотрудничает? Только тот, кто уже напрямую получает зарплату отсотрудников юсовского посольства. Тот не сотрудничает, а уже служит. ТихийЖивков опаснее грохочущего Челлестоуна. Тот прет напролом, как авианосец, егоработы видны, а Живков умело играет на чувствах той дряни, что заняла месторусской интеллигенции.

– Спасибо, – сказал он довольный. – Похвалаинфиста такого уровня для меня – высшая награда.

Я улыбнулся.

– Даже выше «Святого десанта»?

Он взглянул почти с испугом.

– Вы и об этом знаете? Как? Это сверхзасекречено!

Соммерг взглянул на него ревниво, а Челлестоун нахмурился ичто-то прорычал в свою рюмку. Я развел руками.

– Простите, что выдал тайну. Но это просто…просчитывалось. Челлестоун наносит сильнейший удар, что, как Чернобыль,остается постоянно действующим, а вы тайком ломаете наш щит… Это вполне тянетна высшие ордена. Челлестоун свой уже получил…

Соммерг нахмурился и стал смотреть в сторону. Челлестоуннахмурился еще больше, глаза ревниво блеснули. Между ними соперничество,подумал я, и нешуточное. Но я не из тех, кто этим пользуется. Дело даже не вблагородстве… У меня есть причина посерьезнее.

Живков, снимая напряжение, сказал благожелательно:

– Тут уже говорили, что давно не видели ваших новыхработ, Владимир…

– Разве? – удивился я. – Совсем недавноопубликовал «Рассуждения об аномалиях». А полгода тому – «Грустное летокукушек».

Челлестоун кивнул, подтверждая, а Живков протянул:

– Ну, что это за сроки – полгода… От вас ожидали… и всееще ожидают очень многое. Это мы раз в полгода – уже подвиг. А вы должны потакой работе выдавать каждый месяц. Вы же ворвались на это поле брани, какураган, как смерч, как бог войны!

– Как ангел разрушения, – добавил Челлестоун иоглушительно захохотал.

Я слабо улыбнулся.

– Может быть, я хочу переквалифицироваться?

– В кого, в управдомы?

– О, знаете нашу классику… Нет, я могу ощутить тягу ксозиданию, к творению…

Они внимательно смотрели на меня. Соммерг предположил:

– А вы не допускаете, что у Владимира боязнь белоголиста?

Снова я ощутил недосказанное, и словно не то тревога, не тооблегчение проскользнули в их сплоченном отряде. Я обнял Кристину за плечи, нагубах слабая рассеянная улыбка, но в черепе вихрь мыслей, при чем тут моябоязнь белого листа, почему это их так тревожит… или интересует, неважно, не ихсобачье дело, хотя, кстати, никакой такой болезнью я не страдаю.

Живков, которому, как я заметил, отведена роль буфера,сказал примиряюще:

– А вообще-то в самом деле, а?

Соммерг спросил раздраженно:

– Вы о чем?

– А если в самом деле, – поинтересовалсяЖивков, – не пишется?

Ну да, ответил я мысленно, если вы не профессионал и нестараетесь приблизиться к профессионализму, бросайте писать, не жалко. Аостальные знают: всегда есть на бумаге или в файлах уже набранное, можно инужно править, улучшать, добавлять, расширять, заострять и так далее. Работа натот нередкий случай, когда, как говорится, нет вдохновения, а попросту говоря,в этот момент ничего яркого не лезет в голову. И вообще устал, в голове толькосерый туман.

От меня, похоже, ждали ответа, я сказал прописные истины,которые они и так знают:

– Нужно, как простому токарю, садиться за свойлитературный станок и дорабатывать написанное. Нет такой вещи, что приповторном прочтении показалась бы безукоризненной! Нет такой вещи, что отдоработки стала бы хуже. Классики переписывали свои вещи по двадцать раз,всякий раз улучшая, но оставалась работа и для двадцать первого.

Они переглянулись, я прикусил язык. Да, они вырвали ответ, скоторым мне лучше бы помолчать. Я сказал правильные вещи, но сам им, увы, неследую. У меня всегда толпятся новые идеи, новые темы, новые образы –возвращаться и старые править некогда. И они видят, что старые работы я неправлю.

Значит, скрываю что-то новое.

День тянулся в ленивых беседах, все более и более странных.Кто-то назвал бы их бесцельными, разведчик – прощупывающими, дачник – простовежливой болтовней обо всем и одновременно – ни о чем. Так просто, мол,приятный разговор. А приятный как раз и бывает ни о чем.

Ненадолго пришел Лордер, перекинулся с нами парой слов,потом посмотрел на часы, извинился, ушел. Челлестоун проводил его непонимающимвзглядом, поднял голову, солнце брызнуло в глаза. Он исторг рычание, что-товроде изумления, и тоже поспешил попрощаться. Соммерг сказал им вслед с ехиднойулыбкой:

– Побежали воплощать… Ужасный вы человек, Владимир!

Кристина посмотрела с интересом и поощрением, всегданравится, когда обо мне, часть славы падает и на нее, я же просто спросил,потому что от меня ждали какой-то реакции:

– Я?

– Вы, – подтвердил Соммерг. – Вы вроде бымолчите, только трудитесь над гусем… Что вы такой традиционный, ничегоэкзотического не попробовали! Ручаюсь, в Москве такого нет даже у президента!

– Думаю, ему эта экзотика по фигу.

– Ну, может быть, может быть… Так вот, вы вроде бымолчите, только изредка что-то роняете, но даже Челлестоуна натолкнули на паруидей, а Лакло от вас вообще без ума. У вас оказалось даже больше идей, чем унего, но ваши, так сказать, опаснее и, увы, реализуемее… Ладно, надо пойтисделать пару звонков. Это мы здесь на отдыхе, но подчиненные должны знать, чтоБольшой Брат бдит…

Живков проводил его долгим прищуренным взглядом, проворчал:

– Ему сейчас туго. Я бы сказал даже, хуже, чем любомуиз нас.

– Что стряслось? – спросил я любезным голосом,хотя на самом деле, конечно, мне по фигу проблемы Соммерга.

– Терроризм, – ответил Живков коротко.

– Терроризм?

– Да. На него возложили информационную поддержку поразгрому баз террористов. С одной стороны, конечно, он польщен, его призналиэкспертом по терроризму номер один, но с другой… гм… какое-то дело гнилое.Соммерг не дурак, он шкурой чует нечто проигрышное.

Я пожал плечами. Живков впился в меня глазами.

– Что-то не так?

– Да нет, – пробормотал я, – с точки зрениянормального человека – все правильно. Все так. Террористы взрывают в США дома,мосты, магазины – значит, надо в ответ пойти и повзрывать у них самих дома,мосты, магазины. А еще лучше – самих террористов. Правильное решениенормального американца.