Касты. Истоки неравенства в XXI веке - Изабель Уилкерсон

Парадокс касты же состоял в том, что, как показывают исследования, многие белые, по крайней мере подсознательно, об этом знали и верили, что кастовая система будет держать под контролем первого чернокожего президента и подчиненную касту, с которой он стал ассоциироваться. Как бы глубоко ни возмущались некоторые люди чернокожим человеком, председательствующим в Овальном кабинете, «большинство белых в Соединенных Штатах не были в подавляющем большинстве обеспокоены тем, – пишет Джардина, – что Обама предпочтет чернокожих своей собственной группе»[411].

Таким образом, в рамках параметров, в которых он был вынужден маневрировать, он добился большего прогресса в достижении нейтральных в расовом отношении целей. Так, ему удалось модернизировать государственную систему здравоохранения и запустить работу по таким вопросам, как изменение климата, чистая энергия, однополые браки, реформа приговоров и расследования жестокости полиции – все те вопросы, что игнорировали предыдущие администрации в своих попытках вывести страну из рецессии.

Но достижения тех, кто, по общепринятому мнению, вышел за рамки положенных им по рождению полномочий, часто только вызывают еще большее негодование, в данном случае – тремор недовольства среди тех, кто чувствует себя затмеваемым самим существованием личностей подобного масштаба.

«Любое потрясение во Вселенной ужасно, – однажды написал Джеймс Болдуин, – потому что глубоко подрывает чувство собственной реальности»[412].

Вот почему президентство Обамы и его высокие рейтинги одобрения «маскировали скрытое беспокойство по поводу изменений, затронувших нашу нацию», по словам Джардина. «Оно скрывало волну сопротивления мультикультурализму и растущую негативную реакцию на растущую же иммиграцию»[413].

В ноябре 2012 года, на следующий день после того, как первый чернокожий президент был переизбран на второй срок, Раш Лимбо, ведущий консервативного ток-шоу на радио, вышел в эфир с обращенной к слушателям жалобой. «Прошлой ночью я лег спать, думая, что нас большинство, – сказал Лимбо. – Прошлой ночью я лег спать с мыслью, что мы потеряли страну. Я не знаю, как еще это можно воспринимать»[414].

В тот же день обеспокоенный шестидесятичетырехлетний мужчина из Южной Флориды предпринял самый экстремальный поступок, какой только можно себе представить. По данным полиции, в преддверии выборов Генри Гамильтон, владелец солярия в Ки-Уэсте, сказал друзьям: «Если Барака переизберут, я вас покину»[415]. Он сдержал свое слово. Его тело было найдено в его кондоминиуме через полтора дня после того, как поступили отчеты. В столовой обнаружились два пустых флакончика из-под таблеток. Рядом с ним лежала написанная от руки записка с требованием не приводить его в чувство и проклятиями в адрес недавно переизбранного президента.

В последние дни 2015 года влиятельное собрание политических инсайдеров в Вашингтоне ждало наступления Нового года. Это был канун сезона выборов, который еще до своего начала представлялся всем судьбоносным. Всякий раз, приезжая в Вашингтон на официальное мероприятие, я чувствовала себя не в своей тарелке, и поэтому меня тянуло к Гвен Айфилл, которую я знала много лет и с которой уже некоторое время не имела возможности увидеться. Еще в те дни, когда мы работали в «Нью-Йорк таймс», я была писателем-публицистом, рассказывающим об обычных людях, в то время как она, обладая острым политическим чутьем, имела дело с государственной верхушкой.

Я подошла прямо к ней.

– Итак, – начал я, – о чем ты думаешь?

Приближались первые секунды 2016 года, и она точно знала, что я имею в виду. Сначала я не решалась высказать свое собственное мнение. Гвен была любимой соведущей новостного часа на «Пи-би-эс». Она была долгоиграющим ясноглазым вашингтонским мудрецом, которым я, наряду с миллионами других, восхищалась за ее блеск и шестое чувство, за то, как она ориентировалась в темных водах столицы, будто в родном омуте, тем не менее оставаясь выше всякой грязи и дрязг. Она была частью политической экосистемы, к которой у меня было мало терпения. Я боялась, что слова, которые я просто обязана была произнести, прозвучат дико неуместно или нелепо для такого знатока вашингтонского истеблишмента, каким была она.

По какой-то причине мне захотелось говорить шепотом. В конце концов, это мероприятие было задумано как вечеринка, на которой в предвкушении праздника наступления 2016 года шампанское льется рекой. Насколько я знала, там были люди из нынешней администрации и, возможно, участники кампании лидера Демократической партии, или, во всяком случае, конечно, люди неравнодушные, ожидающие продолжения линии дальновидных перспектив, заложенных уже уходящей администрацией. Поэтому я наклонилась и понизила голос.

– Люди ни на что не обращают внимания, – сказала я. – Я полагаю, он мог бы победить.

Я не называла его имени, да в этом и не было необходимости. Было слишком рано, праймериз еще не начался. Но популярность известного миллиардера продолжала расти с того момента, как в июне прошлого года он с эскалатора своей башни на Манхэттене обвинил мексиканцев в том, что они приносят в страну наркотики, преступления и изнасилования, и пообещал, что, став президентом, он возведет стену, чтобы препятствовать этому. Большинство журналистов и СМИ не приняли его слова всерьез, поэтому мне стало интересно, что думает по этому поводу Гвен.

– Безусловно, – сказала она, – он имеет все шансы на победу.

Я вообще не разбиралась в политике, но в этот момент мне на помощь пришло понимание кастовой системы.

– Думаю, это из-за 2042 года, – предположила я.

– Так точно, – ответила она с твердым и решительным выражением лица.

Ее ответ, прямой и уверенный, был столь же тревожным, сколь и подтверждал мои собственные инстинкты, потому что, если она, с ее-то безупречным внутренним радаром, думала так же, скорее всего, это было близко к истине. Мы обменялись понимающими взглядами, выражающими согласие с тем, что в противном случае представлялось непостижимым. Пусть остальная часть планеты и не знала, волнующий всех вопрос уже был решен, и теперь единственное, что оставалось, – наблюдать, как воплощаются в реальность последствия этого решения.