Касты. Истоки неравенства в XXI веке - Изабель Уилкерсон

В 1936 году в городе Гамбурге был сделан снимок, символизирующий эпоху Третьего рейха в Германии. На черно-белой фотографии в солнечном свете запечатлен коллектив из сотни рабочих верфи со взглядами, устремленными в одну сторону. Их правые руки в едином порыве вытянуты в приветствии фюреру.

Присмотревшись внимательнее, вы заметите в верхнем правом углу снимка человека, выбивающегося из общего ряда. У него спокойное, но твердое выражение лица. На современных фотографиях его местоположение часто выделяют красным кружком или стрелкой. Он окружен согражданами, попавшими под чары нацистов. Его руки скрещены на груди, в то время как вытянутые в нацистском приветствии ладони окружающих едва не касаются его головы. Он один отказывается салютовать. Он единственный плывет против течения.

С высоты нашей эпохи очевидно, что из всех людей на этом снимке он единственный окажется на стороне правды.

Люди, окружающие его, ошибаются самым трагичным, фатальным, категоричным образом. Но тогда это было понятно только ему.

Звали его, предположительно, Август Ландмессер. В тот момент он еще не знал, какой черный след оставит в истории окружающая его истерия. Однако он уже видел достаточно, чтобы выступить против нее.

За несколько лет до того, как была сделана фотография, он вступил в нацистскую партию. Однако теперь он на собственном опыте понял, что нацисты кормили немцев ложью о евреях, подвергаемых гонениям в эту эпоху; что даже в это время последователи Гитлера сеяли в Рейхе террор, страдание и разрушение. Он знал, что евреи были кем угодно, только не Untermenschen, – напротив, они такие же немецкие граждане, полноценные люди, как и все остальные. Он был арийцем, влюбленным в еврейку, а по недавно принятым Нюрнбергским расовым законам такая связь объявлялась запретной[1]. Им нельзя было вступить в брак или иметь половые отношения; подобное нацисты называли «расовым позором».

Его личный опыт и тесная связь с кастой, поставленной в положение «козлов отпущения», позволили ему не поддаться на ложь и стереотипы, так охотно принимаемые восприимчивыми членами – к сожалению, большинством – доминирующей касты. Пусть и будучи арийцем, он видел человеческую суть людей, поставленных в более низкое положение, и не мог остаться равнодушным к вопросу их благополучия, их судьбы, связанной с его судьбой. Он видел то, на что его соотечественники предпочли закрыть глаза.

В тоталитарном государстве, каким был Третий рейх, подобное противостояние системе было актом мужества. Все мы хотим верить, что на его месте поступили бы так же. Верить, что, будучи гражданами арийского происхождения в условиях Третьего рейха, видели бы все насквозь и сопротивлялись бы, подобно этому человеку, давшему отпор авторитаризму и жестокости перед лицом массовой истерии.

Мы хотим верить, что избрали бы тернистый путь защиты отверженных и противостояния несправедливости. Но люди не готовы к тому, чтобы преодолевать свои страхи, терпеть неудобства и насмешки, ощущать презрение со стороны близких, соседей, коллег и друзей, впадать в немилость, возможно, всех, кого знают, сталкиваться с отчуждением и, может, даже изгнанием – статистика и сама человеческая природа не позволит каждому из нас быть этим мужчиной. Что же нужно, чтобы быть им в любую эпоху? Что нужно, чтобы стать им сейчас?

Памятным летом 2016 года непривычная жара всей тяжестью обрушилась на сибирскую тундру, на территорию, что еще древние греки называли Краем мира. Вдали от страстей, бушующих на американской политической арене, за Полярным кругом, тепло, поднимающееся над поверхностью, согрело воздух расположенного в России Ямальского полуострова до невероятных 35 градусов по Цельсию. Вспыхивали лесные пожары, а под давшей слабину вечной мерзлотой готовились лопнуть метановые пузыри.

Вскоре дети местных пастухов стали жертвами неизвестной болезни, никогда ранее не возникавшей на памяти людей. Скончался двенадцатилетний мальчик, страдавший от высокой температуры и острых болей в животе. Российские власти объявили чрезвычайное положение и начали перебрасывать по воздуху сотни заболевших скотоводов-ненцев в ближайшую больницу, расположенную в Салехарде.

Ученые достаточно быстро определили болезнь, поразившую сибирские поселения. Аномальная жара затронула российскую вечную мерзлоту гораздо глубже, чем обычно, и разбудила токсин, который пребывал в «спячке» с 1941 года, когда мир в последний раз находился в состоянии войны. Это был возбудитель сибирской язвы, который более чем полвека назад косил стада северных оленей и все эти годы существовал в трупах животных, заключенных в вечной мерзлоте[2]. Тем летом все началось с размороженной туши оленя с возбудителем, который вышел из споры целым и невредимым. И голодным. Споры патогена проникли на пастбища, заразили оленей и распространились среди пастухов, которые этих оленей выращивали и содержали. Возбудитель сибирской язвы, как и патогены человеческой ненависти, трайбализма в наступившем прогрессивном настоящем, никогда не умирал. Он затаился, спал, пока экстремальные обстоятельства не обнажили его перед миром и не вернули к жизни.

Тем временем на другом конце земного шара старейшая и самая могущественная демократия из существующих билась в агонии из-за выборов, которые потрясли западный мир и оказались поворотным моментом в американской истории и которые, вероятно, станут предметом анализа и изучения для нынешнего и следующих поколений. Тем летом, осенью и в дальнейшем среди разговоров о мусульманских запретах, мерзких женщинах, пограничных стенах и неполноценных нациях в определенных кругах можно было услышать недоверчивые возгласы: «Это не Америка», или «Я не узнаю свою страну», или «Мы не такие». Вот только это была и есть Америка, и это были и есть мы, ее граждане, и не столь важно, узнаем мы себя и свою страну или нет.