Церемонии - Т.Э.Д. Клайн

Сарр кивнул.

– Да, мы их тоже слышали, – сказал он. Потом посмотрел на Дебору и понизил голос. – Хотите, запустим наверх котов?

– Я все слышала, – заявила Дебора. – И нет! Джереми просто придется с ними подружиться.

Фрайерс улыбнулся.

– Разумеется, – сказал он. – Подарю им всем маленькие кроссовочки. – Он повернулся к Деборе. – Но я надеюсь, они не будут так шуметь все лето. Под их топот довольно трудно уснуть.

Сарр посмотрел на него серьезно.

– Только не спите на спине. А если и перевернетесь на спину, то вам лучше не храпеть.

– Это еще почему?

– Если какая-нибудь мышь прогрызет дырку в потолке, то может упасть вам в рот.

Фрайерс рассмеялся, но потом заметил, что фермер не улыбается.

– Подозреваю, это будет куда хуже для мыши, чем для меня.

– Я бы не был так уверен, – откликнулся Сарр. – Я читал, что один человек погиб из-за мыши, которая взбежала ему по руке и запрыгнула в рот. Она застряла у него в горле и почти прогрызла себе путь наружу.

От раковины донесся возмущенный окрик:

– Сарр!

– И что случилось? – спросил Фрайерс.

– Оба задохнулись, и мышь, и человек.

Фрайерс посмотрел на него с сомнением.

– Истинная правда, – заверил Сарр. – Я даже видел картинку. Никогда ее не забуду. – У него перед глазами до сих пор стояла старая викторианская иллюстрация: жена стоит с испуганным видом, мужчина лежит с разинутым ртом, а на него прыгает крохотный темный зверек.

– Так ему и надо, – сказала Дебора, возвращаясь к столу с миской фруктов. – Скорее всего, он пытался убить эту мышь, хотя мог бы просто выгнать за дверь. – Она подтолкнула Фрайерса локтем. – А вы-то и не догадывались, что Сарр – такой любитель рассказывать небылицы, а?

– Говорите что хотите, – сказал Сарр. – Но вы-то мне верите, правда, Джереми?

Фрайерс рассмеялся.

– Честно говоря, нет. Но, как бы там ни было, сегодня ночью постараюсь держать рот закрытым.

Снова одна из этих паскудниц!

Лежу в постели и прислушиваюсь к шуму над головой. Только что по чердаку протопала какая-то из моих подруг; а перед этим пролетел самолет, первый за неделю, кажется, прямо над фермой. До меня все еще доносится рев его двигателей. Раньше этот звук был таким знакомым, а теперь кажется порождением иного мира!

В лесу тоже что-то шумит. С одной стороны деревья растут очень близко к стене, и в подлеске все время что-то происходит, по сеткам на окнах стучат ветви. Там живет с миллион всяких созданий. Подозреваю, по большей части это насекомые и пауки, колония лягушек в болотистой части леса, а может, даже скунсы и еноты. В зависимости от настроения, можно либо не обращать на звуки внимания и просто заснуть или – как я теперь – бодрствовать и прислушиваться.

Лежу вот так, размышляю о том, что происходит снаружи и как хорошо меня видно, и чувствую себя беззащитным, уязвимым, как на витрине. Так что, пожалуй, лучше отложить дневник и выключить свет.

* * *

В квартире царит тьма и усталое гудение кондиционера, как будто два этих явления неразлучны и гудение издает сама темнота, саваном опускаясь на пол и мебель, затягивая дверные проемы, скрывая книги на полках и картины на стенах. Гудение заглушает иные звуки. Квартира кажется уединенной пещерой, отрезанной от мира и неподвластной течению времени.

Снаружи, двенадцатью этажами ниже начинаются выходные. Ночь пятницы достигла зенита, до восхода еще пять часов, и улицы наполнены шумом: музыка, голоса, далекие сирены. Планета безмятежно катится сквозь черноту, звезды прячутся в дымке. С неба на город кошачьим глазом смотрит луна, выросшая на один день от половины.

Иногда случайный луч света от фар проезжающей машины проносится по потолку и соскальзывает вниз по стене, выхватывая маленькую картинку в рамке, грубый детский рисунок на пожелтевшей, потрескавшейся от старости бумаге: обнаженная девушка рядом с крохотным черным животным. Под ним более твердой, взрослой рукой вычерчены ровные буковки: «Свадьба».

Кроме них, тьму нарушает только единственный конус желтого света от лампы на гибкой ножке, в котором прячется огонек свечи. Старик работает.

Он сидит, подавшись вперед и вперив взгляд в разложенные на столе перед ним инструменты: соломенная подстилка, костяная игла, плоскогубцы, небольшая плошка янтарной жидкости, горящая свеча в латунном подсвечнике и кусок металла. Лицо раскрашено как у дикаря, от глаз и рта расходятся цветные росчерки, жирная черная линия украшает середину лба, где он втер в кожу священный порошок. Старик выглядит как лев, как солнечный луч, как цветок ростом с человека. На шее у него на плетеном кожаном ремешке висит что-то вроде подвески, изогнутый, пожелтевший и твердый предмет – палец; человеческий, женский, указательный; неделю назад он нажимал кнопки лифта в центре города.

Старик зажимает кусок металла плоскогубцами и подносит его к пламени. Его неровное дыхание разносится по комнате, пока он ждет: металл нагревается, темнеет, раскаляется… Когда металл начинает светиться, Старик кладет его на соломенную подстилку перед собой и костяной иглой процарапывает на нем первый символ. Вновь подхватив кусок плоскогубцами, погружает его в плошку с янтарной жидкостью. Она вскипает и шипит; в конусе света вьется зловонный дым. Старик хрипло шепчет нужное слово и улыбается.

Уже понятно, что он проводит церемонию не напрасно. Старик считает про себя и поворачивается к окну, чтобы взглянуть на единственную звезду, что подмигивает в ночном небе. Он наблюдает, как она плывет за окном, в самом центре верхней панели. Потом, пока счет повторяется, звезда меркнет и исчезает в волнах тумана. Старик выпускает воздух и возвращается к работе.

Гость уже находится где-то там, среди холмов Джерси – он это чувствует. Всю неделю он замечает свидетельства его прибытия, ощущает изменения, читает знаки. Теперь он уверен. Гость прибыл.

Старик снова подносит плоскогубцы к кошачьему глазу пламени, оно начинает шипеть, и металл становится закоптелым, чернеет, потом разогревается докрасна. Он кладет его на солому и выцарапывает на нем еще один знак.

Еще один этап. Всегда нужно преодолевать какие-то этапы, соблюдать определенные правила. Забавно, что из всех людей именно он должен играть по правилам. Гостю это тоже должно казаться забавным. Старик не видел гостя уже больше века, но знает, что должно произойти дальше: где-то среди холмов Джерси начался процесс. Теперь он будет развиваться все быстрее, жадный, как пламя.

Пламя распространяется, лижет металл. Старик снова пододвигает его к свече. Знаки, которые он выцарапывает на металле, сложны и крохотны – как гость; они как будто незначительны, их легко упустить из виду.

Но завтра, после того как он заставит женщину провести Гавулу, Белую церемонию, гость сможет перейти к следующему этапу…