Церемонии - Т.Э.Д. Клайн

Существо, слишком занятое своим делом, поначалу не обратило внимания на Фрайерса, когда тот взобрался на выступ и оказался совсем рядом. Теперь оно как бы рассеянно повернуло голову и посмотрело на него. Несмотря на изуродованный череп и странно преображенный рот, Фрайерс узнал лицо Порота.

Да, это точно сон.

В глазах существа не было узнавания, по-змеиному холодный взгляд фермера скользнул мимо. Фрайерс постарался не смотреть на его рот. Прижатое к камню тело Кэрол содрогнулось. В лунном свете Фрайерс увидел, как дергаются ее ноги, и наконец понял, зачем на теле ее нарисованы круги: это указатель для существа, не знакомого с человеческой анатомией. Мишень.

Булыжники над ними продолжали сдвигаться, камень скрежетал о камень, как будто в земле открывались врата. Холм начинал раскрываться. Фрайерс слышал, как скользят по склону гравий и земля. Он внезапно испугался, что выступ может осесть или что на них обрушится груда камней. Надо как можно скорее освободить Кэрол. Фрайерс покрепче сжал в руке серп, но тут же замер. Фермер снова посмотрел на него, прямо в глаза. Уголки его рта – того, что от него осталось, – растянулись в улыбке. Фрайерс взмахнул рукой, серп блеснул в свете пламени. Острие вонзилось туда, где должна была быть шея. Возможно, удар был слишком слабым, а может, как он и опасался, существо было неуязвимым – оно едва вздрогнуло, как бесчувственный кусок мяса. Потом на секунду напряглось, как будто восстанавливая равновесие, вцепилось в камень одной изуродованной рукой и потянулось другой к лицу Фрайерса. Тот собрался с силами. Следующий удар был куда увереннее, и заостренное лезвие легко разрезало выходящий изо рта у фермера предмет. Отсеченный отросток начал извиваться и съежился, истекая отвратительной молочно-белой жидкостью. Тело фермера дважды содрогнулось, а потом безвольно рухнуло на Кэрол. Жужжание над ними стало пронзительнее, превратилось в вопль, тварь в холме еще раз рванула к звездам, виток за витком, потом отпрянула. Щель начала закрываться. Фрайерс увидел, как полоса пламени становится все тоньше по мере того, как сдвигается земля. Огромные врата смыкались. Милей южнее пение прекратилось, розы почернели и увяли.

Уступ заливал лунный свет. В небесной высоте сгрудились звезды. Фрайерс моргнул, выпрямился и откатил костенеющий труп с тела Кэрол, стараясь не смотреть на белый предмет у фермера во рту – тот неприятно походил на рассеченную пуповину. С трудом опустившись рядом с девушкой на колени, он принялся резать удерживающие ее веревки.

Выступ устоял – как и было задумано. Пока обессилевший Фрайерс отупело цеплялся за камень, холм успокоился и осел, дрожь улеглась, трещины закрылись, красное свечение пропало. Рев затих. Возможно, со временем шрамы затянутся, эти земли снова захватит лес. Внизу невинно потрескивал огонь, перекликались взбиравшиеся на холм мужчины. Ночь снова наполнилась стрекотанием сверчков.

Лицо и волосы Фрайерса были обожжены, руки болели. С трудом поднявшись на ноги, он носком кеда столкнул труп с выступа. Фрайерс с радостью проследил бы, как он катится в огонь, но его взгляд привлекло крошечное создание, которое, видимо, пряталось под телом. Он опустил взгляд как раз вовремя, чтобы заметить, как оно прошмыгнуло по скале – грызун, бегущий из разрушенной норы. Фрайерсу снова вспомнился рассказ Порота о мыши в разинутом рту покойника. Слишком ошалевший, чтобы пошевелиться, он проследил, как существо ловко спустилось по каменной стене и пропало среди темной земли.

Кэрол по-прежнему не открывала глаз. Фрайерс осторожно прикрыл ей рот, как покойнице, не желая заглядывать внутрь, как мог завернул ее в свою обожженную и пропотевшую рубашку и невольно вспомнил, как отличалась стонущая, извивающаяся женщина, которую он видел этой ночью, от знакомой ему Кэрол, – и мрачно задумался, сколько на самом деле было в ее криках боли, а сколько удовольствия?

Усевшись рядом с ней, он пообещал себе не задумываться об этом всерьез.

Над многолюдным городом висит та же холодная луна. Хотя зима уже почти вошла в полную силу, этой ночью магазины будут открыты до поздней ночи, приветствуя запоздавших покупателей. По заледеневшим улицам снуют толпы людей с охапками подарков. Оркестры Армии спасения и группки распевающих рождественские гимны людей перекрикивают шум автомобилей. Из решеток вдоль тротуаров поднимается пар.

Держась за руки, они медленно идут мимо компаний людей. Она с улыбкой смотрит на витрины, на уличных Санта-Клаусов и восторженные, порозовевшие мордашки детей, но ее взгляд теперь кажется немного отсутствующим – и будет таким всегда.

Он тоже рассеян, размышляет о священном рождении, которое празднуют сегодня люди, и другом, нечестивом, которое им едва удалось предотвратить этим летом. В который раз он напоминает себе, что в ту ночь ничего не появилось на свет.

И все равно… Сумели ли они уничтожить чудовищное создание, ради которого старик пожертвовал жизнью? Возможно, оно все еще живо и ждет своего часа в своем планетарном яйце? Сумел ли он прервать Церемонию вовремя?

Над уличными фонарями дрожат невидимые звезды. Он чувствует руку жены в своей. И замирает среди толпы на тротуаре, прислушиваясь.

– В чем дело, Джереми? – спрашивает она. – Что-то случилось?

– Ничего, любовь моя, все в порядке, – отвечает он, улыбается и идет дальше, крепче сжимая ее руку. Она ничего не услышала.

Но он – почти наверняка – слышал. Сквозь шум города, гудки такси, музыку и смех до него донесся рев дракона.