Неприкасаемый - Сэм Мариано

— О, Картер, — бормочу я, изо всех сил пытаясь приспособиться, когда он наполняет меня так, как никогда раньше. — О Боже.

Прижавшись своим лбом к моему в знак нежности, он двигается внутри меня. По мере того, как ширина его члена неуклонно трется о мои стенки, интенсивное удовольствие течет по моему телу. Снова и снова и снова. Я не могу перестать стонать, когда он входит и выходит из меня, а удовольствие нарастает и нарастает.

Это не просто удовольствие, которое кажется таким невероятным, но близость между нами. То, что он так близко, наполняет меня любовью, в то время как он использует свое тело, чтобы наполнить меня удовольствием. Между всем этим, покорностью моего положения в сочетании с доминированием его и слабым фоновым ощущением того, что я наконец-то получила в свои руки с трудом добытую награду, мое сердце раскрывается, как цветок, не боясь подвергать свою нежность повреждению от такого потенциально опасного посетителя.

Когда мое тело больше не может терпеть, оно перепрыгивает через пропасть, свободно падая в удовольствие. Я кричу, и Картер целует меня, ловя звук моего удовольствия своими губами. Удовольствие продолжается, пока он трется о мои чувствительные стенки, продлевая удовольствие.

— Блядь, Зои, — бормочет он, закрывая глаза.

Вся сила вырывается из моего тела. Я немного соскальзываю по полу, пока Картер продолжает входить в меня, но у меня нет сил пытаться удержаться на месте. Оказывается, мне не нужно; мгновение спустя он стонет, его мышцы напрягаются, и он делает глубокий вдох. На этот раз я не чувствую, как он кончает, потому что на нем презерватив, но как только он кончает, он падает на меня сверху, как раньше.

Полностью удовлетворенная и все еще переполненная любовью, я обнимаю Картера и прижимаю его к себе. Мне нравится ощущение его теплой, мускулистой спины под моими пальцами. Когда ко мне вернется энергия, я хочу, чтобы он перевернулся, чтобы я могла целовать его везде, водить губами по выступам его пресса для стиральной доски, целовать вниз по V-образному вырезу, обрамляющему область его таза. Черт, я снова возьму его в рот и действительно покажу свою благодарность за все это удовольствие.

Я блаженно вздыхаю, захваченная сексуальным потоком мыслей обо всем, что я хочу сделать с его телом, затем он поднимает голову ровно настолько, чтобы поцеловать меня.

Мой мозг видит, куда я иду, и делает героическое усилие, чтобы остановить движение рта, но его игнорируют. Когда мой решительный рот открывается, я позволяю сумасшедшим, безрассудным словам вырываться наружу.

— Я думаю, что люблю тебя.

Мой желудок сжался, хотя мой тон был легким и мечтательным, далеким от тяжелого заявления. Он все еще, вероятно, воспримет это как-то странно. Мой мозг немедленно начинает генерировать оправдания и отговорки. Этот взрыв гормонов и привязанности сделал меня уязвимой; удар окситоцина заставляет меня чувствовать к нему привязанность, поток дофамина в мой мозг явно ослабил мою способность рассуждать. Я моглабы также быть на наркотиках! Он не может возложить на меня ответственность за то, что я говорю во время секса, точно так же, как я не считаю его ответственным за то, что он говорит во время секса — единственная разница в том, что он говорит гадости, а я говорю приятные вещи. Кроме того, я христианка; Я всех люблю! Это не должно означать ничего драматичного…

Однако вместо того, чтобы испугаться, Картер ухмыляется. — Ах, да? Черт, должно быть, я хорошо тебя трахнул.

Я улыбаюсь в ответ с легким облегчением и киваю. — Очень хорошо.

После продолжительного поцелуя он говорит мне: — Переночуй, и я сделаю это снова.

Мм, это заманчиво. — Я спрошу у мамы, — говорю я ему. — В любом случае, можем ли мы перенести эту постановку с площадки? Это не самое удобное место в мире. Обычно, когда я лежу на полу, у меня, по крайней мере, есть хороший мягкий коврик для йоги подо мной.

— Ага, — бормочет он, слезая с меня. — Я все равно должен избавиться от этого гребаного презерватива.

Я дарю ему еще одну сияющую улыбку. — Спасибо.

Поскольку он встает первым, я позволяю себе на мгновение полюбоваться его хорошо вылепленной задницей, пока он уходит. Он такой сексуальный. Я хочу сказать ему все самое приятное прямо сейчас.

Хотела бы я сдержать эти приятные ощущения после оргазма, чтобы потом принять удары, когда он будет испытывать мое терпение.

О, ладно, можно было бы также наслаждаться приливом дофамина, пока он длится.

33

После короткого обмена сообщениями с моей мамой, которая дает мне разрешение остаться на ночь, Картер, по сути, снова доводит меня до ступора сексом. На этот раз мы в его постели, и на этот раз он не возится с презервативом, но, по крайней мере, я выиграла один раунд. У меня уже назначена встреча в понедельник после школы, чтобы принять противозачаточные средства, поэтому я попрошу у врача все, что начинает работать немедленно.

Закончив вводить меня в кому от блаженства, Картер обнимает меня руками и плотно прижимает мою спину к своей груди, удерживая меня ближе.

— Расскажи мне что-нибудь, чего я о тебе не знаю, — прошу я.

— Что-то что не знаешь? Хм. Мне нравится грубый секс.

Я усмехаюсь, слегка шлепая по руке, которую он положил мне на бедро. — Очень забавно.

— Мне нравятся блондинки, — предлагает он, играя с льняной прядью моих волос.

— Картер Махони. Что-то реальное.

— Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я тебе сказал, — говорит он с трудом, просто потому, что он — это он.

— Я хотела бы знать все, поэтому не стесняйся начинать с чего угодно, кроме «мой любимый цвет — синий», потому что это мне ни о чем не говорит.

— Подсказывает, в белье какого цвета стоит инвестировать, — предлагает он.

Приподняв бровь, я смотрю на него через плечо и ласково говорю: — О, но ты уже купил мне синие трусики «Лонгхорн». Помнишь, детка?

Бросив на меня безразличный взгляд, он говорит: — У меня никогда не было домашних животных. Типо этого?

Я возьму это, я полагаю. — Действительно? Почему нет? Аллергия? Просто не хотел?

— До 13 лет мы жили на Манхэттене. В городе тяжелее держать собаку, а мой папа не любит кошек. Мама сказала, что я могу достать рыбку, но это довольно отстойный