Неприкасаемый - Сэм Мариано

Я саам собрала это по кусочкам и до сих пор чувствую, что меня просто ударили мешком кирпичей.

— Она не знает, — добавляет он, как будто это может помочь. — Она думает, что я ее брат. Она маленькая, поэтому она не сомневается в этом.

Мне нужно сесть. Вырываясь из его объятий, я подхожу к дивану и сажусь, держась за край и вспоминая все что произошло несколько минут назад, когда он лежал с ней на диване.

Картер следует за мной к дивану, но не садится рядом со мной. Он скрещивает руки на груди и стоит, глядя на меня, как на опасность сбежать.

Я летающий риск. Эта проверка того, что казалось надуманным подозрением, открывает червоточины, через которые я не хочу провалиться. Я должна, хотя. Я не собираюсь быть той девушкой. Я не собираюсь засовывать голову в песок, чтобы не принимать сложных решений.

Я пытаюсь отфильтровать все, что Картер когда-либо говорил, что может иметь отношение к этой ситуации, но вера в любую из этих вещей основана на признании того, что он был правдив, когда сказал мне, что не лгал мне. Когда он это сказал? Я пытаюсь вспомнить, какие из его заявлений были раньше, а какие позже. Даже если он не солгал мне, когда сказал это, это не значит, что он не солгал потом.

— Почему ее больше нет? Девушка, которая забеременела от тебя. Это зловещее заявление, исходящее от кого угодно, но исходящее от тебя… — Я смотрю на него, страх давит на меня. — Что это означает?

Его челюсть сжимается, и это не наполняет меня оптимизмом. — Я ответил на столько вопросов об этом, сколько хотел, — говорит он мне.

— Я сделала для тебя много такого, чего не хотела делать, — указываю я. — Я думаю, справедливости ради, тебе следует завести для меня хотя бы один разговор, которого ты не хочешь.

— Это не имеет к тебе никакого отношения, — сообщает он мне, по-видимому, недвижимо. — Я не хочу ссориться с тобой, я не пытаюсь закрыть тебя или задеть твои чувства, но я не хочу говорить об этом, и мне нужно, чтобы ты это уважала.

Вскакивая с дивана, широко раскрыв глаза, я говорю ему: — И я не хотела отсосать тебе перед твоими придурками-товарищами по команде или отдать тебе свою девственность в подвале Картрайта. Иногда ты не получаешь то, что хочешь, и все, что ты можешь сделать, это смириться с этим.

Это должно быть правдой, это должна быть выигрышная рука. Как бы я не обращала на него внимания, я действительно чувствую, что он должен мне несколько минут дискомфорта. Рассказывать мне о какой-то связи, которую он оплодотворил, даже близко не соответствует уровню того, что мне пришлось переварить и отложить. У меня нет проблем с рискованными эмоциональными вложениями в него, но если он не может время от времени отплатить за услугу… ну, к черту это. Это не отношения, это эмоциональная благотворительность, и я здесь не для этого.

Я как раз собираюсь это сказать. Клянусь Богом, да, но прежде чем я успеваю, Картер хватает меня за горло. Не сильно, чтобы не причинить мне боль, достаточно, чтобы напугать меня. Затем он воспользовался моим потрясением, чтобы вести меня, пока моя спина не прижалась к стене. Тревога, охватившая меня, на мгновение крадет мои слова. Я уже собираюсь открыть рот и сказать ему, чтобы он убрал от меня руки, когда его рука падает с моего горла.

Я сглатываю и вглядываюсь в выражение его лица, в его энергию, чтобы оценить потенциальную опасность сейчас, когда он в двух шагах от того, чтобы задушить меня.

— Может быть, я неясно выразился, — ровно говорит он, кончиками пальцев скользя по моей левой руке. Я оттягиваю ее от него, и его темные глаза устремляются на мое лицо. — Это не дебаты. Тема закрыта.

Глядя на него и убирая руку от его прикосновения, я говорю ему: — Ну, как и мои ноги.

Медленная темная улыбка расползается по его чувственным губам. — Пока я их не открою, конечно.

— Не смей. Я не играю с тобой сейчас, Картер. Это не игра. Это не отношения, если ты все время берешь верх, а я получаю любые объедки, которые ты хочешь мне бросить. Я не подписывалась на это. Меня это не интересует. Если ты хочешь, чтобы я доверяла тебе, ты должен быть готов открыть для меня какой-то уголок себя. Я не могу быть единственной, кто прогибается в каждом отдельном сценарии. Это не может быть только работой для меня и весельем для тебя. Я не могу этому доверять.

— Ты все равно мне не доверяешь, — заявляет он. — Даже если я делаю все правильно, это не имеет значения.

— Это неправда, — говорю я, и от его слов мой желудок сжимается.

— Да. Если хочешь затаить обиду, Зои, по крайней мере, скажи об этом честно. Я не виню тебя. Это нормально. Я думал, ты даешь мне шанс, но, может быть, я ошибался. Может, ты просто хранила боеприпасы, чтобы использовать их против меня, когда представится удобный случай. Может быть, ты такая же, как все.

Ой. — Не говори так. Ты не веришь этому.

— Может быть, да. Все чего-то хотят, Зои, — говорит он, проводя тыльной стороной ладони по моей линии подбородка. — Что ты хочешь от меня?

Я ненавижу то, что чувствую, как мои внутренности сжимаются под холодом его ответа, но в том, что он говорит, есть опасность. Не реальная, физическая опасность, но его слова подчеркивают риск погасить его главный интерес ко мне — и погасить его неправильно, потому что я такая, какой он меня считает. Не личный интерес заставляет меня пытаться связаться с ним или мириться с его дерьмом, но он уже почти убежден, что большинство людей — потребители. Как только он относит меня к этой категории, у меня возникает чувство, что обратного пути нет.

— Ты хочешь быть особенной? — спрашивает он, его взгляд скользит по мне, прежде чем снова вернуться к моему лицу. — Я дал тебе это, не так ли? Ты хотела, чтобы люди оставили тебя в покое из-за Джейка, поэтому я остановил это. Я помог тебе с твоим дурацким церковным сбором средств. Я познакомил тебя со своей семьей, чтобы ты знала,