Неприкасаемый - Сэм Мариано

что я говорю серьезно. Я думаю, несправедливо говорить, что я никогда не даю, Зои. Я думаю, что знаю, только не так, как ты.

Я хочу пробормотать, что сбор средств не был глупым, но сейчас не стоит защищаться. — Я не имела в виду, что ты никогда не делаешь мне ничего хорошего, — говорю я ему. — Но ты выбираешь и выбираешь. Ты отдаешь, когда это тебе ничего не стоит. Я даю, когда цена высока. Это первая вещь, которая тебе когда-либо стоила чего-то, и ты не хочешь говорить со мной об этом.

Он не удосуживается не согласиться. — Правильно, я не знаю. Я уважаю твои границы, когда ты говоришь мне, что я должен, так что уважай мои.

— Когда, Картер? Когда ты действительно уважал мои границы, потому что я сказала нет? Уж точно не в классе.

— Это не считается. Это было раньше.

— Отлично. Не тогда, когда я сказала тебе, что не хочу идти на вечеринку в дом твоей бывшей, и ты неопределенно пригрозил изнасиловать мою лучшую подругу, если я не появлюсь, чтобы занять ее место. Не тогда, когда я сказала: «Я не хочу терять девственность сегодня вечером», а ты сказал «к черту это» и все равно взял это. Определенно нет, когда я просила тебя не кончать в меня, и ты дважды кончил. Я могу привести больше примеров, если тебе нужно.

Вместо того, чтобы выглядеть отдаленно пристыженным, Картер говорит: — Я никогда не угрожал изнасиловать Грейс.

— Да ты так сделал. После этого, и того, что ты сделал со мной, и того, что, по твоим словам, ты хотел со мной сделать, как я могу просто… не волноваться об этом скелете в твоем шкафу? Что ты сделал с той девушкой? Что с ней случилось? Почему ее больше нет рядом? Почему у тебя есть Хлоя и нет опасений, что ее мама может всплыть на поверхность? Неужели она не может возродиться? Мы шутим о том, где твоя моральная линия, но, честно говоря, я понятия не имею. Я не знаю, есть ли он у тебя. Ты скользкий путь, и я действительно ищу в тебе лучшее, но я не собираюсь закрывать глаза на реальность, чтобы лгать себе.

Его голос падает, в нем прокрадывается намек на угрозу, когда он огрызается: — Не плетись вокруг вопроса, Эллис. Если ты пытаешься меня о чем-то спросить, давай, черт возьми, спрашивай.

Каждая клеточка моего тела вопит, чтобы я бросила ее и выбралась из этой ситуации так мирно, как только могу, но та часть моего мозга, которая привыкла к Картеру, меньше боится, несмотря на его тон. — Ты причинил ей боль? — спрашиваю я дрожащим голосом. Не знаю, нужен ли мне ответ, но он мне нужен. — Ты сказал мне, что никогда не делал ничего подобного никому раньше, но ты также сказал мне, что Хлоя была твоей сестрой, так что… это неправда, что ты никогда не лгал мне, и если это одна из вещей, которые ты солгал, может быть, и это тоже было.

Теперь я его разозлила. Я вижу это по напряжению его мускулов, по сжатым челюстям и раздуванию ноздрей, когда он дышит. Судя по внешнему виду, не задушить меня значит с его стороны сильно физически сдерживать, и хотя я нахожу это немного беспокоящим, видимо, недостаточным, потому что вместо того, чтобы бежать, я остаюсь прижатой к стене и жду, пока он ответит на мой вопрос.

— Я причинил ей боль? — повторяет он спокойно, медленно, будто смакуя гнев, который разжигает внутри этот вопрос. Он подходит ближе и упирается руками в стену, пытаясь подставить меня. Я напрягаюсь, зная, что он пытается меня запугать. Чтобы наказать меня за такой некрасивый вопрос.

Он сокращает дистанцию, наклоняясь и наклоняя голову, будто собирается меня поцеловать. Вместо этого он прячет лицо в изгибе моей шеи. Я вздрагиваю от ощущения его теплого дыхания на чувствительной коже. Мои нервные окончания оживают, когда он прижимается губами туда, но я отталкиваю его. Он уклоняется от вопроса, и это ужасно.

— Мне нужно, чтобы ты ответил на этот вопрос, Картер. Мне нужна правда.

Схватив мои запястья, он грубо прикалывает их к стене над моей головой. — Я ее изнасиловал? — спрашивает он, приподняв бровь.

Я отказываюсь вздрагивать. — Ты?

Презрение сочится из его тона, когда он отвечает: — Нет.

Я хочу почувствовать облегчение. Может быть, я должна почувствовать облегчение, но трудно создать ощущение облегчения, когда сталкиваешься с разгневанным Картером Махони. — Хорошо. Я просто должна была спросить. Ты же знаешь, как страшно доверять тебе, Картер. Технически мы все еще знакомимся друг с другом, так что… я имею в виду, я должна была спросить.

— Ты веришь мне?

Тон у него ровный, но все равно тревожный звоночек. — Да. Нужно ли мне?

Он пожимает плечами. — Я говорю правду. Это не обязательно означает, что ты должна в это верить.

— Она… жива?

Его губы слегка изгибаются. Взгляд его глаз заставляет меня забрать вопрос обратно, но он не отвечает мне. Во всяком случае, не словами. Он медленно пожимает плечами, на его красивом лице суровое выражение. Его ответ может означать, что это не мое дело, и он не собирается мне рассказывать, или может означать, что он не знает, жива ли она, и ему все равно.

Это пытка. Выковыривать правду вот так, предлагая то, что доступно, и отказываясь от остального. Мне нужна вся правда, а не только ее фрагменты. Я хочу, чтобы он пошел ва-банк на меня, а не придерживался более безопасных ставок. Я хочу знать его всего, каждый темный уголок; Я не хочу быть отнесенной к поверхностному слою, как и все остальные.

Может быть, он прав, может быть, я действительно хочу быть особенной, но только потому, что это единственный способ узнать его по-настоящему. Вы бы не подумали, увидев его в окружении друзей в школьных коридорах, но Картер Махони — это крепость, и он держит всех взаперти.

Я хочу войти.

Я понимаю, что усиливаю его сопротивление, сражаясь с ним за правду. Я никогда не выиграю, открыто сражаясь с ним вот так. Он не отступит внезапно из-за того, что я достаточно ворчала по этому поводу — это не Картер. Он так не работает. Борьба с ним только уменьшит мои шансы получить то, что я хочу, а если