Том 1. На рыбачьей тропе ; Снега над Россией ; Смотри и радуйся… ; В ожидании праздника ; Гармония стиля - Евгений Иванович Носов

снова на работу. Он уже наперед знал, что скажет директор, увидев его в заводоуправлении. «Ну, как Кавказ? Стоит? А мы тут без тебя запарились. С планом неувязка. Давай, браток, засучайся. Выручай. Сразу быка за рога!» Засучайся… Чертово колесо!

Он до сих пор не мог простить себе, что не поехал на Север, когда защитил диплом. Помнится, даже купил чемодан. Большой, черный, с никелированными застежками… Дома, конечно, вопли, истерика. Уговорили. Набрали каких-то справок. Тетка бегала по знакомым. Черт бы их побрал! Одним словом, полет не состоялся.

Вместо него поехал Сережка Чурилов. Этакий прыщ. Ни одной собственной мысли. Тем только и брал, что зачитывал до дыр учебники. В позапрошлом году приезжал. Главный инженер металлургического комбината! Меховые сапоги на «молниях», пыжиковая шуба… Расплачивается за пиво — в бумажнике целая пачка сотенных. Герой Клондайка!

Пришла Лена с большим букетом колокольчиков. Она поднесла цветы к лицу Сомова.

— Прелесть-то какая! — сказала Лена. Тоненькая, с раскрасневшимся лицом, в простенькой белой блузке, она походила на подростка.

Сомов отвел ее руку, неловко сгреб цветы и накрыл ими корзину.

— Простить себе не могу, что послушался тебя и отказался от путевок, — с раздражением произнес он. — Сам, дурак, виноват: свою голову имей!

— Здесь ведь тоже неплохо, Костя. И потом, ты сам знаешь, не могли мы оставить больную маму.

Сомов встал и, подняв корзину, пропустил жену вперед.

— Вот так всегда: мама, папа, дядя или племянница. А о тебе и собственная жена подумать не хочет… Поглядишь, кто только не едет! Какие-то завхозы, лавочники…

— Не надо, Костя… Смотри, какой вечер!

— Нет, нет, в самом деле! Вот я инженер. Нужный государству человек. Так сказать, мозг индустрии.

— Ну, допустим…

— И вдруг отказываюсь от возможности как следует отдохнуть. Отказываюсь от путевок! Их тут же, разумеется, сцапали. Кому и что я этим доказал? Никому! Ничего! Навредил себе, и если ты способна развить мою мысль, то и государству.

Лена зябко вздернула плечами: «Ну, что ему еще надо? Это невыносимо! А все считают, что мне просто повезло!»

Не оборачиваясь, она жестко сказала:

— По-моему, ты сам на себя вешаешь медали. Причем чужие…

Сомов замолчал. Он с раздражением глядел на торопливо мелькавшие впереди спортивные тапочки Лены. «Вешаешь медали!»

— Не понимаю, откуда у тебя появилась постоянная потребность унижать меня? — наконец сказал он. — И вообще, что ты от меня хочешь?

— Ну пожалуйста, я прошу тебя…

Вышли к станции уже в сумерках.

На перронной площадке в ожидании поезда толпился разный люд с мешками, чемоданами, кошелками. В стороне под развесистым вязом балагурили парни и девчата. Наигрывала гармошка.

Сомов побежал за билетами.

Лена опустилась на край корзины. Лес ее утомил, и теперь она была рада людям, с удовольствием ловила простодушные звуки гармошки, приглядывалась к пассажирам.

Напротив, под фонарным столбом, остановился невысокий человек в защитном дождевике и белой парусиновой фуражке. Он торопливо порылся в карманах и, поднеся к свету бумажку, стал читать. Лена вгляделась в его наполовину затемненное козырьком лицо. Неужели Саша Островнов? Она хотела окликнуть, но человек сердито сунул бумажку за пазуху и заспешил к вокзалу, давя сапогами хрустящий шлак.

Когда вернулся Сомов, Лена с каким-то оживлением сказала:

— Знаешь, кого видела? Кажется, Сашу Островнова.

У Сомова настороженно вздрогнули брови.

— Что он тут делает? Ах, да! Он же теперь председатель колхоза! Удельный князь! По-моему, мы даже грибы собирали в его лесу. Увидит — отберет, — усмехнулся Сомов. — Не разговаривала?

— Да нет…

— Ну и хорошо!

Еще на заводе Сомов невзлюбил Островнова. Считал его демагогом и вообще несерьезным человеком и удивлялся, как его еще терпели в должности начальника механического цеха. Но неприязнь к нему еще больше обострилась, когда их, начальников и мастеров цехов, вызвали в партком. Надо было одного специалиста послать в деревню. «Подумайте, товарищи, — сказали им тогда, — мы вас не неволим. Завтра, если кто решит, скажете».

В те дни в цехе Сомова монтировали новые термические установки. Сомов был уверен, что это его не коснется. Директор не станет рубить сук, на котором сидит. На всякий случай зашел к директору. Он не за себя боялся. Пусть это все видят. По существу, цех из-за вынужденного простоя выключился из производства. Высказал кое-какие дельные соображения по монтажу. Директор слушал, одобрительно кивал головой. Сомов успокоился: значит, не тронут.

В коридоре встретился Островнов. Сомову показалось, что тот был чем-то взволнован.

— Директор у себя? — спросил Островнов.

Сомов кивнул, а про себя злорадно подумал: «Ага, забегал! То-то…»

На другой день Сомов узнал, что Островнов сам вызвался поехать в колхоз и просьбу его удовлетворили.

С того дня Сомов почему-то еще больше возненавидел Островнова, как когда-то однокурсника Сережку Чурилова.

…Лена удивленно посмотрела на Сомова:

— Не понимаю тебя. Костя. Старый заводской товарищ, работает в деревне. Было бы интересно поговорить…

— Все это так. Но, понимаешь… Мы устали. А он увяжется ночевать, придется пить водку. Они тут, в деревне, без этого ни шагу. У меня же завтра дела. Нужна свежая голова. Нет, нет, как-нибудь в другой раз!

Подошел поезд. Сомов торопливо подхватил корзинку и заспешил в самый хвост состава.

Вагон был почти пуст. Сомов и Лена прошли в самый конец и выбрали место у открытого окна.

Тишину полоснул резкий протяжный свисток. Где-то впереди приглушенно откликнулся паровоз. Мимо окна, заглядывая в купе, будто кого разыскивая, проплыли матовые станционные фонари.

— Константин Аркадьевич! Леночка! Вот так встреча!

Сомов и Лена резко обернулись. У входа в купе стоял Саша Островнов.

— Чуть было не опоздал. На ходу вскочил в последний вагон.

— Фу ты, напугал… Появился как нечистый дух. — Сомов приятельски улыбнулся. Рука полезла за папиросой.

Саша сел на лавку, снял фуражку и, как это делал раньше, провел пятерней по волосам. Лицо его обветрело, нос облупился, и весь он, в этом жестком шуршащем плаще и больших кирзовых сапогах, выглядел забавно.

Сомов, выплясывая пальцами на портсигаре, по-вороньи, одним глазом, быстро оглядел Островнова. «А ведь эти сапоги могли достаться мне», — подумал он и уже бодро и покровительственно заговорил:

— Читал, читал в газетах. Разворачиваешься. Молодец! Мы, все заводские, рады за тебя!

— Саша, расскажите, как вы там живете? Как работаете? — попросила Лена.

Саша, смущаясь, стал рассказывать.

Сомов, прислонившись спиной к перегородке, курил, слушал и вдруг спросил:

— Сознайся честно: не жалеешь?

— Что поехал? — переспросил Островнов. — Некогда жалеть. Да, собственно, и не о чем.

— Ну, конечно, засмеялся Сомов, — сейчас скажешь: передний край