Александр Попов - Моисей Радовский

В опубликованных более чем через 40 лет своих воспоминаниях С. Я. Лифшиц писал: «Попов остался очень доволен как своим докладом на съезде, так и моей демонстрацией. Съезд, а за ним русская и иностранная печать отметили, что делегатам съезда была показана демонстрация впервые осуществленного телефонирования без проводов с помощью затухающих электромагнитных волн»[755].

Как и все профессора, Попов был занят в Электротехническом институте преимущественно педагогическим трудом. Об этой стороне его деятельности сохранилось немало сведений. Он не был блестящим оратором, но на слушателей производила неизгладимое впечатление последовательность и четкость изложения. Все, кто его слушал, в один голос утверждают, что Попов ясно и просто излагал основные понятия, строго выделяя суть дела, и обращал внимание на наиболее важные стороны освещаемого вопроса. «Как всякий выдающийся ум, — рассказывает В. К. Лебединский, — он накладывал на излагаемый предмет печать своего духа, и хотя в его лекциях осведомленный читатель не найдет чего-либо существенно нового, но зато сразу почувствует внутреннюю силу лектора, его власть над излагаемым предметом и оригинальный, но вместе с тем ясный и доступный способ изложения»[756].

Не только Лебединский, но и другие авторы, писавшие о Попове как о лекторе, сами занимались преподавательской деятельностью в высших учебных заведениях в течение десятилетий, а некоторые из них, как, например, Т. П. Кравец, были замечательными ораторами, т. е. строгими ценителями методики преподавания. Все надолго запоминали выступления Попова перед широкой аудиторией.

Вот что писал Кравец[757] более чем через полвека после выступления Попова на съезде русских естествоиспытателей и врачей: «Манера чтения А. С. Попова была необыкновенно проста — без всякой аффектации, без ораторских ухищрений и украшений: ее красота была в простоте и убедительности содержания. Лицо оставалось спокойным и даже неподвижным; лекторское волнение, естественное при ответственном выступлении перед большой аудиторией, было глубоко скрыто человеком, явно привыкшим владеть собой и своими чувствами. Таков и должен быть человек больших возможностей и малого честолюбия»[758].

Съезд, о котором идет речь, происходил в 1901 году, когда Попов был уже прославлен во всем мире и занимал кафедру в Электротехническом институте. Но вот что писал H. H. Георгиевский, знавший Попова еще раньше как молодого преподавателя, имевшего всего несколько лет педагогического стажа: «Он производил всегда сильное впечатление на аудиторию глубоким содержанием своих лекций, оригинальным подчас освещением, проведением интересных, иногда неожиданных для слушателя, параллелизмов и блестящей и продуманной до мелочей постановкой опытов. Среди моряков он считался выдающимся лектором; аудитория на его лекциях и сообщениях всегда была переполнена»[759].

Попов принадлежал к тем преподавателям, которые учат не рассказом, а показом. Поэтому успех его лекций прежде всего был обусловлен тщательно подготовленными и искусно проведенными опытами; экспериментальная часть была центром в его преподавании. Об этой особенности единодушно говорят все, писавшие о педагогической деятельности Попова разных периодов, — и когда он был еще начинающим преподавателем Минного офицерского класса, и когда он стал уже профессором Электротехнического института. «А. С. Попов ценил эксперимент так высоко, что старался все, что возможно, осуществить перед глазами слушателя», — писал А. А. Петровский[760]. Он признает также, что сам он, как «любитель систематических построений в математической форме», вначале скептически относился к такому способу, находя его «слишком популярным для серьезной аудитории». Но вскоре Петровский убедился, насколько продуман был курс Попова, и оценил по достоинству его метод, когда курс дошел до переменного тока. «Всем известно, — указывает Петровский, — какой червь сомнения гложет студента, когда, проинтегрировав дифференциальные уравнения и не будучи еще в силах вникнуть в физическую сущность явлений, он видит, что рушатся самые твердые представления — о непрерывности тока, о законе Ома и т. д., к широкому толкованию которых он привык при изучении постоянного тока. Особенно не укладывается в голову явление резонанса токов; не хочется верить, чтобы сила тока в общей части цепи, питающей всю установку, могла оказаться в десятки раз меньше, чем сила токов в ветвях. И вот тут-то и выручает экспериментальный метод, столь широко проводившийся в лекциях А. С. Попова. Слушатели лекции воочию убеждались, что переменный ток обладает особенностями, отличающими его от постоянного тока, а это, в свою очередь, заставляло их больше задумываться над изучаемым предметом»[761].

Ученик Ф. Ф. Петрушевского и В. В. Лермантова, Попов уделял много внимания практическим занятиям со студентами. В Электротехническом институте у него был ряд помощников — ассистентов и лаборантов, которые вели практические занятия. Стараясь не стеснять их инициативы, профессор не забывал, что они нуждаются в постоянном руководстве и внимательно следил за тем, как проводятся лабораторные занятия, но делал он это с большим тактом. Один из его ассистентов, H. H. Шаховской, рассказывает: «Изредка в лабораторию во время занятий заходил Александр Степанович. Иногда он давал какие-либо советы и, поговорив, уходил к себе. При этом он походил больше на заботливого отца, чем на начальство»[762].

Как и многие профессора, безгранично любящие свое дело, Попов не довольствовался официальным учебным расписанием. После лекций и практических занятий он подолгу беседовал со студентами на интересующие каждого из них темы. Это были, пожалуй, самые приятные часы, проведенные ими со своим профессором. Один из его учеников, А. А. Савельев, писал: «Для нас, начинающих, многие понятия, которыми оперировала радиотехника, были совершенно новы; многое для электротехника было необычно, да и вообще ново. И каждый раз на вопрос наш Александр Степанович давал ясный, ободряющий ответ и с такой задушевностью и простотой, что становилось не страшно спрашивать еще и еще и учиться у него искусству экспериментирования с тогдашними радиоприборами, которые действительно требовали искусства»[763].