Александр Попов - Моисей Радовский

С получением автономии выборы ректора университета или директора института стали важным общественно-политическим событием. Общепризнанным кандидатом мог быть ученый, зарекомендовавший себя как одаренный исследователь, любимый студентами преподаватель и прогрессивный общественный деятель. В Электротехническом институте участвовавшие в баллотировке профессора и преподаватели сошлись на кандидатуре Попова и в конце сентября 1905 года единодушно избрали его.

Профессорско-преподавательская коллегия не могла оказать Попову большей чести. Но как ни были почетны обязанности руководителя высшего учебного заведения, они в то же время были исключительно ответственными и сопряженными с тяжелыми переживаниями вследствие возобновлявшихся репрессий со стороны царской реакции. Попов, никогда не обладавший крепким здоровьем, прекрасно понимал, что его новые обязанности ему не по силам, однако возразить против единогласного мнения коллектива не считал себя вправе. В условиях того времени это означало бы уклонение от выполнения общественного долга.

Выборы производились тогда на заседании совета, а не выдвижением кандидатур какой-либо группой, каждый член в поданной записке предлагал своего кандидата. Задолго до выборов стало ясно, что большинство голосов будет отдано за Попова. 24 сентября он писал жене, сообщая об итогах предварительных заседаний: «Есть, однако, надежда, что на Совете, который будет избирать директора, в действительности чаша сия меня может миновать, но надежды мало — поводов уважительных для отказа тоже не знаю»[781]. В обращении к профессорско-преподавательскому составу института он писал:

«Дорогие товарищи!

Двадцать шестого сентября Вы оказали мне высокую честь единогласным избранием меня первым директором автономного Электротехнического института. То единодушие, которое выяснилось в избирательном собрании в связи с пожеланиями, ранее выражавшимися в заседании секции Академического союза в нашем институте, совершенно лишило меня возможности возражать против моего избрания по каким бы то ни было личным соображениям. Я рассуждал, что в таком важном деле, как выбор директора, в настоящее время в жизни высших учебных заведений коллективный разум должен стоять выше личного. Как член Совета, в котором за четырехлетнее пребывание в институте я не наблюдал никакого разногласия по сколько-нибудь важным вопросам, я не мог принять результата баллотировки как благоприятную для себя случайность и счел, что долг товарища обязывает меня принять в высокой степени трудное дело, налагаемое на меня»[782].

Попову недолго пришлось выполнять добровольно взятые на себя тяжелые обязанности. На посту директора института он сразу же столкнулся с худшими проявлениями произвола, характеризующими меры, проводившиеся царским правительством, против которых восстала вся ученая корпорация. Вскоре после избрания Попова директором совет Электротехнического института под его председательством принял следующее постановление: «Всякое насильственное вторжение властей в жизнь института не может дать успокоение, а только ухудшит положение дела. Успокоение учебных заведений может быть достигнуто только путем крупных политических преобразований, способных удовлетворить общественное мнение всей страны. Такими преобразованиями, по мнению нижеподписавшихся, являются: немедленные и безусловные гарантии свободы собраний, свободы слова и неприкосновенности личности, немедленный созыв Учредительного собрания, отмена смертной казни и амнистия политических преступников»[783].

Это постановление было вынесено 15 октября, за два дня до царского манифеста, провозгласившего столь желанные русской интеллигенции демократические свободы. Вскоре, однако, последовали новые жестокие гонения, коснувшиеся и высшей школы, в особенности революционного студенчества. Рассматривая его как оплот «крамолы», власти поставили охрану у входов в высшие учебные заведения, справедливо опасаясь, что к учащейся молодежи присоединятся рабочие и другие революционно настроенные слои населения и студенческие сходки превратятся в общеполитические митинги.

Попов и весь совет Электротехнического института в постановлении от 27 октября 1905 года подали решительный голос против принятых полицейских мер: «Обсудив настоящее положение в институте, совет находит безусловно необходимым снятие охраны от входов в здание института. По вопросу о митингах в стенах высших учебных заведений совет находит, что таковые будут иметь место в прежней форме до тех пор, пока возможность устраивать их вне учебных заведений не будет предоставлена на началах свободы и неприкосновенности личности, возвещенных манифестом 17 октября, на что считает неотложно необходимым указать правительству через посредство совета директоров высших учебных заведений, полагая вместе с тем обратиться в городское управление с просьбой о предоставлении возможности пользоваться принадлежащими ему помещениями для устройства в них митингов»[784].

За «беспорядки» в высших учебных заведениях несли ответственность их руководители, и Попову часто приходилось иметь объяснения с начальством. Одно такое объяснение стоило ему жизни: через несколько дней после посещения петербургского градоначальника изобретатель радио скончался. Роковые обстоятельства, которые свели его в могилу, описаны в воспоминаниях его дочерью Раисой Александровной: «С сентября 1905 года отец стал директором Электротехнического института. Это обстоятельство оказалось для него роковым. По всей стране прокатилась тогда волна забастовок. Революционное движение захватило и студенчество. В общежитиях, где жили студенты, систематически производились обыски: полиция искала нелегальную литературу и оружие. Отец возмущался этими обысками, протестовал против них, беспрерывно волновался по этому поводу.

Студенческое движение все росло. Правительство требовало самых срочных репрессивных мер против студенчества. Отца вызвали к петербургскому градоначальнику. Там произошел крупный разговор. Градоначальник требовал от директора „принятия мер“, отец, естественно, отказался: он не мог идти против молодежи. В тот день отец вернулся домой крайне расстроенный. Даже мы, дети, заметили что-то неладное. Он был бледен, губы его дрожали, он заикался. За обедом он сел за стол не на свое место, чего с ним никогда раньше не случалось. Потом он стал жаловаться на усталость и головную боль. Но расстроенный и больной, все время волнуясь и тревожась из-за „беспорядков“, все же работал.

У меня сохранилась запись хода его болезни, сделанная собственной рукой моей матери — врача. 28 декабря температура у отца повысилась, но 29-го он все же пошел в институт, 30-го он слег, чтобы уже не встать. 31 декабря 1905 года в 5 часов вечера он скончался от кровоизлияния в мозг»[785].