Стеклобой - Михаил Перловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Этих людей нельзя полюбить — справедливо подмечено, — сказал Романов. Он перевел взгляд с Макса на Ивана, и понял, что сейчас потеряет сознание.
— Я разочарован, Дмитрий Романов, Петербург, — тихо сказал Иван. — Детей ты не заслуживаешь.
Макс подошёл вплотную к Романову и сжал раму зеркала побелевшими пальцами. Кровавая маска на его лице исказилась. Романов встретился с ним взглядом. И в тот момент, когда Макс всем своим весом рванул зеркало на себя, Романов выждал одну долгую секунду и разжал руки.
Макс попятился назад и упал на колено, беспомощно перехватив зеркало одной рукой. В мерцающей поверхности стекла, накренившись, отражались бревенчатые стены сторожки. Мелькнула фотография на стене. Макс судорожно пытался развернуть зеркало к себе.
— Эх, Димма! — отрывисто прокричал Иван, и, сжавшись как кот, стремительно бросился к Максу.
Романов нащупал в кармане стеклянный шарик — свою прохладную кривоватую луну — и медленно, как в вязком тумане, как будто воздух сопротивлялся его движениям, швырнул его в зеркало. Перед глазами возникло его собственное лицо, ему показалось, что он видит в отражении за собой огромную пустоту зрительного зала — вихрастый Кирпичик с неизменной бутылкой кефира, заплаканная Света, Беган-Богацкий с напитком полубогов, Петр Пиотрович с Оливией, Борис в пижаме, носатый почтальон, читающий томик «Войны и мира», бледный Семен в свитере с высоким горлом, Марат-кофейщик, встревоженный Воробей и все остальные жители растерянно поднимались из кресел, чтобы уйти. И он до сих пор не знал, что сказать им. А потом его лицо помутнело от трещин и съехало куда-то вбок. В то же мгновение он увидел красивую серебристую вспышку в руке Макса, а затем услышал какой-то плеск у себя в груди. Далекое море горячей волной боли дотянулось до него.
Романов очнулся в высокой траве, над головой палило летнее, уже набравшее силу солнце, кругом, куда хватало глаз, возвышалась красно-белая кирпичная стена. Военный манеж, два флигеля с севера и юга, вместо казарменной церкви колонны, рухнувшие перекрытия, по крошащимся камням можно спуститься до подземной речки. И Лермонтов на памятной табличке.
Он прислушался к себе, но боли не почувствовал, вместо нее была звенящая легкость во всем теле и голове, он казался себе невесомым и как будто парил, не приминая травы.
— Вставай, Романов, мы тебе кофе сварили, — раздался звонкий голос откуда-то сверху.
— А сигарет не сварили, — добавил второй.
Романов шевельнулся, под рукой качнулась голова пухлого ангела, он легко оттолкнул ее.
— Смотри, голову больше не теряй, — пацаны сидели в пробоине стены, щурясь на солнце. Романов поднялся, подошел к ним, ткнулся носом в золотистые макушки, потом забрал из Васькиных рук жестяную чашку.
— Тебе пора. Люди ждут, — она спрыгнула вниз и пошла к дороге, разгребая траву руками, будто плыла.
— Какие люди? — растерянно спросил Романов.
— Твои, — пожал плечами Заха.
Ветер разгонял серебристые волны на поле, вдали пылил желтый грузовик. В воздухе сновали прозрачные этажерки стрекоз.
— Начни, будь добр, с невменяемой громадной женщины со свистком, — через плечо сказала Васька.
— Ты вообще слышал, что она несет? — усмехнулся Заха. — Никакой логики. Надо с этим что-то делать.
— И на вокзале засел один, пьет, хочет организовать железнодорожные войска, — Васька попыталась поставить подножку Захе, — угомони его.
Они вышли на широкую пыльную дорогу, полуразмытые воспоминания о пожаре и сторожке, Иване и Максе постепенно обретали четкость в сознании Романова.
— Тебя бородатый вытащил сразу после того, как крыша рухнула, и ушел. А Шведа никто не видел, — неожиданно ответил на все его вопросы Заха, как будто Романов успел их задать вслух.
— Ты начнешь сомневаться, но его просто нужно найти и выслать, — холодно сказала Васька и серьезно посмотрела на Романова. — Иначе мы тебе строить ничего не будем. В куличики станем играть.
— Разберемся, — пробормотал Романов и легонько коснулся ее щеки. Васька презрительно фыркнула, но улыбнулась.
— С ними со всеми надо что-то делать. Они ждут, — пацаны стояли и в упор смотрели на него.
— Да кто они-то? — непонимающе спросил Романов, жуя травинку.
— Твои люди. Теперь они все — твои, — ответила Васька.
— Ты ему скажешь? — спросил Заха со вздохом.
— Догадается, он у нас умненький, не смотри, что дурак, — подхватила Васька.
Романов дотронулся до груди, там, где должна была быть рана от выстрела. Но ее не было.
— Кстати, а как зовут того парнишку? — негромко спросил Заха. — Все приходил, пока ты спал, в очках такой. Думай, ты знаешь.
— Валя, — с удивленной улыбкой ответил Романов, — Валентин.
Февраль, 2018
Ольга Паволга
Окончила факультет психологии.
Автор книги короткой городской прозы «Записки на запястье» (2011 год, long list премии «Национальный бестселлер»), фотограф, финалист конкурса «Best Photographer», член Союза фотохудожников России, автор иллюстраций книги В. Полозковой «Фотосинтез», участник персональных выставок (Москва, Монтрё, Франкфурт), сотрудничает с журналами: ELLE, Cosmopolitan, InStyle, HELLO, National Geographic, «Русская жизнь», «Домашний очаг», Leica Russia, телеканалом «Домашний», издательствами: «Лайвбук», «АСТ», «ЭКСМО», «Рипол-Классик».
Автор серий фотографий авторов и поэтов: Веры Полозковой, Дмитрия Воденникова, Марты Кетро, Анны Ривелотэ, Лены Элтанг, Маши Рупасовой, Линор Горалик.
Михаил Перловский
Окончил факультет электроники и математики.
По второму образованию — театральный режиссер.
Лаурет международных фестивалей:
KIAF, «Белый квадрат», The Globes, Ad Black Sea.
Один из авторов сборника необычных сказок «Моя бабушка — Яга», куда вошли также произведения Линор Горалик и Маши Рупасовой.
Работает креативным директором московского рекламного агентства.