Американская ржавчина - Филипп Майер

– Ты, что ль, Хесус?

Еще несколько шагов – и он в гостиной. Два продавленных дивана, свечи, воткнутые в пустые бутылки, – рука с оружием пока в кармане куртки.

На диване валяется мужик лет сорока. Давно не брит, под глазами круги.

– Мюррей, – тихо проговорил Харрис.

– Знакомое лицо, – вгляделся Мюррей. – Шериф Харрис?

Харрис вынул револьвер и наставил на Мюррея. Тот немедленно вскинул руки.

– Ох ты ж, – выдохнул он. – Вы берете не того человека, шериф.

– Ты немедленно уматываешь из Долины. – Харрис слышал свой голос словно издалека, палец застыл на спусковом крючке.

– Конечно, обязательно, – зачастил Мюррей, – все, что скажете.

– Если я узнаю, что тебя видели в этом штате, твое тело найдут в реке. Если узнаю, что ты еще раз хоть словом перемолвился с окружным прокурором в Юнионтауне, – тот же результат.

– Меня уже нет, – испуганно бормотнул Мюррей, но тут же как-то странно дернулся, и Харрис почувствовал, что позади кто-то стоит, и выбор небольшой – обернуться или нажать на спуск.

Он нажал на спуск. Револьвер грохнул, Мюррей влип в диван. Харриса сильно толкнули в спину, оба врезались в стену и рухнули на пол. Он попытался сбросить с себя нападавшего, но тот крепко прижимал руку к его животу, странное чувство, вроде всего-то врезал по ребрам, но боль сильнее обычной; а, так это нож, но жилет так запросто не пробить. Потом мужик отбросил нож и потянулся за револьвером Харриса. Вцепился двумя руками и медленно начал выкручивать из пальцев. Пистолет в задней кобуре, Харрис выгнулся дугой, пытаясь дотянуться до кобуры левой рукой, вышло неловко, этот козел, кажется, сломал что-то у него в запястье, Харрис слышал хруст, но сейчас не до того, сосредоточиться на пальцах левой руки, сомкнувшихся на рукоятке пистолета, бандит добрался до револьвера ровно в тот момент, когда Харрис выхватил свой 45-й, сбросил с предохранителя и сунул ствол прямо в треугольник волос над ухом противника. Он едва осознал, что прогремел выстрел, видел лишь, как стукнула о стену гильза. Мюррей покачивался над ними, Харрис выстрелил ему снизу в промежность; Мюррей вылетел в дверной проем и исчез.

В комнате темно, единственный источник света – колеблющееся пламя свечей. Он выкатился из-под мертвого тела и, полуоглохший, ринулся за Мюрреем; 45-й выпалил у самого уха, он едва различал звук собственных шагов, уши заложило.

На улице тьма, хоть глаз выколи, сердце екнуло – никого. Он перебросил пистолет в левую руку, пошарил в кармане, отыскивая фонарик и одновременно сканируя окрестности, высматривая любое движение – вон там, в кустах, ярдах в двадцати; включил фонарик, держа его в наверняка сломанной руке, и разглядел Мюррея. Скорчившись, тот ковылял через подлесок, замер на месте, едва оказавшись в луче света. Харрис чуть поправил прицел и всадил пулю точно между лопаток Мюррея. А потом еще один точный выстрел.

Когда Харрис подошел ближе, Мюррей стоял на четвереньках и будто бы молился кому-то, кого Харрис не видел. Он, кажется, не заметил, что уже не один, и через мгновение медленно осел в высокую траву и больше не шевельнулся. У Харриса тряслись руки, никак не мог попасть пистолетом в кобуру.

На обратном пути к машине, все два квартала, он старался держаться самых темных мест. В голове крутилась одна мысль – пошевеливайся, остальное терялось в тумане. Надо было обшарить их карманы, забрать бумажники, чтобы было похоже на ограбление. Поздно. Правая рука сломана, ноет нещадно. В доме осталась стреляная гильза или даже две, и еще несколько на террасе – он не помнил, сколько раз выстрелил. И револьвер тоже там – перчатки не снял хоть? Нет. Шапка на тебе? Проверил – да, на месте.

Перед тем как сесть за руль, он стянул куртку, шапку и перчатки, на них могли остаться кровь и пыль, швырнул в кузов; тронул с места тихо-тихо и ехал, не зажигая фар, до главной дороги. Попытался было осмотреть себя, но руки слишком дрожали, он чувствовал, как под жилетом стекает кровь, но не хотел останавливаться проверять, насколько серьезна рана. Дышится нормально, так что все не так плохо, кевлар сослужил свою службу. Две мили. Он поглядывал на спидометр. Три мили.

Вскоре выключил фары, остановился на повороте к реке выбросить 45-й. Уже отъехав, сообразил, что забыл избавиться от шмотья, валявшегося за спиной. И всего остального заодно. На следующей развилке заглушил мотор, переоделся в запасную одежду и кроссовки, а все, что было на нем, включая кевларовый жилет, швырнул в реку.

К рассвету он был в своем кабинете. Да, кто-то должен будет позаботиться о его собаке.

Дико кружилась голова, и еще шум, страшный шум, невыносимый, но он ничего не может с этим поделать, и его куда-то несет, это река, точно, это водопад. “Девяносто на шестьдесят”, – услышал он. Отвратительное ощущение не то чтобы пропало, но чуть отступило, он вновь мог видеть свет, дневной свет. Я упал, наконец-то. Я лежу на земле под деревом. Очень яркий свет. Ему что-то суют в рот, хотят задушить, его сейчас вырвет. “Он вернулся, – чей-то голос. – Вынимайте трубку. Мистер Поу, очнитесь”. Яркие лампы, плитка на потолке. В ушах опять зашумело, но зрение вернулось, опять куда-то плывет, в животе обрывается, он падает, какой мерзкий звук, невыносимо. “Очнитесь, мистер Поу”. Да они меня лапают. Он потянулся прикрыться хотя бы ладонью, одежду сперли, гады. “Сожмите мою руку, Уильям. Уильям, вы меня слышите?”

Он попытался сесть, воздуха не хватало.

– Нет нет нет. – Сильные руки удержали его.

– Мистер Поу, вы понимаете, где находитесь?

Он все помнил, но лучше не отвечать, чтобы не вышло боком. Он боялся, что и так наговорил лишнего, насчет Айзека. Ничего не скажу, решил он, хотите заставить меня проболтаться.

– Возможно, у вас повреждена шея. Вам нельзя двигаться, пока мы не сделаем снимок.

Калека, значит. На глаза навернулись слезы. Дышать трудно, никак не получается толком вдохнуть.

– Вы знаете, где вы находитесь? Уильям. Уильям, вы меня слышите? У вас пробиты легкие. Мы собираемся откачать жидкость, чтобы вы могли дышать.

Будет немного больно.

Он попытался произнести что-то в ответ, но безуспешно. Опять хочется спать.

– Держите его.

Ему ткнули чем-то в бок, протолкнули глубже, а потом так глубоко, что боль рванулась из самого нутра, он испуганно забился, а потом услышал собственный пронзительный крик.

– Держите его! – орал кто-то, и Поу понимал, что это о нем, но он ничего им не скажет, нет нет нет нет, а потом все исчезло.

Очнулся он в другом помещении. Очень яркие лампы. Кто-то склонился над ним. Они что-то делают с его головой. Прекратите, сказал он, но звука почему-то не получилось. Прекратите, сказал он, но губы не шевельнулись, и лицо чем-то накрыто. Он попробовал убрать эту штуку, но не смог. Руки не двигались. С ним что-то делают. Воняет, запах жженых волос, что они делают. “Он очнулся”, – произнес чей-то голос. “Я вижу”, – ответил другой, а потом Поу почувствовал странное покалывание в руке. Такое уже было раньше, успел он подумать, прежде чем вновь оказался под водой.