Магистр - Дмитрий Дикий

При самоотверженной помощи русских французы победили немцев под Верденом. «Они не прошли». Через несколько дней после возвращения, вечером, Ратленд сидел в ресторанчике небольшой гостиницы, закрытой для публики с улицы, при частном музее со странным названием «Старинный флорентийский дом» в доме номер 13 по Виа Порта-Росса, естественно, во Флоренции. Наш герой успешно добрался до благословенной Тосканы из макового поля под Сюлли, использовав свой знаменитый дар убеждения и стратегически разбросанные по Европе источники денежных средств, за что поставил себе в уме маленький плюс. Он выбрался из Ура скорее мертвым, чем живым, и надеяться, что доберется хотя бы до дороги, а не до отеля во Флоренции, не мог. Более заслуженные плюсы надо было ставить за мучительное изучение Управляющей реальности. И хотя происходило оно на ощупь, все было не зря. Постоянный и порой неоправданный риск (даже жизнью), непонятный аутсайдерский статус, как будто его кто-то нарисовал в разноцветном Уре тушью, положение кондотьера-убийцы – единственное, дававшее возможность перемещаться по всему этому фантастическому миру, быть для него связующей и удушающей нитью… Все работало.

Медленно, страшно и мучительно, но все получалось. Он цеплял нити, разрезал узлы, исправлял рисунок на ковре. Не напрасным было его невероятное, бесконечное пребывание в этом ненавистном и непонятном месте, закончившееся ужасной смертью в огне, которую, как и полусмерть посередине ледяной Трубной площади в Москве, он так и помнил каждым своим нервом.

Но Верден закончился, пусть с трудом. Они все-таки не прошли. Японцы как по мановению волшебной палочки отозвались на зов истекавшей кровью Британии, где уже заканчивались деньги и ушедшие на войну мужчины. В ответ на признание притязаний на Маньчжурию и кое-какие территории в Тихом океане они для начала послали к Мальте крейсер «Акаси» и восемь эскадренных миноносцев, а позже добавили еще девять и так и охраняли потом британские корабли от немецких подлодок, подарив спасение почти семистам тысячам человек.

«Что я делаю?» – думал Винсент, сидя возле низкого гнутоногого столика на диване кофейного цвета под торшером, источающим ласковый свет. Он располагался в углу обширного зала и с некоторой нежностью поглядывал на людей, гревших – как и вся обстановка флорентийского дома – его восприятие абсолютной нормальностью. Недавний всадник пил кофе, курил и чертил на листе почти прозрачной белой бумаги иероглифы. Он не любил Флоренцию. Он любил Рим и Лондон, а Флоренция, медицейский город, породивший Возрождение и кардинала Джованни Медичи, Льва-котенка под номером десять, ощущалась им как… декорация. «Что есть что?» – думал он. Если бы удалось разыскать их записи, а еще лучше книгу или переписку… А может, книги? Где были бы аккуратно зафиксированы соответствия стран и народов, а фантастические звери средневековых бестиариев располагались бы на еще более фантастической карте. Если бы атлас Ура существовал, ему бы не приходилось постоянно перемещаться и ввязываться в выморочные приключения, чтобы понять, где что находится, где, в конце концов, кончается тот мир, чтобы заглянуть за его край. Хорошо бы в руководстве по эксплуатации Управляющей реальности было написано, пусть смутным и запутанным языком – да хоть клинописью! – как это все работает, где включается и выключается, почему впускает в себя его и, судя по всему, никогда не впускало других, почему… чтобы выйти оттуда, он должен был умереть, а чтобы войти – кого-то убить. Но книг не было, ни одной, ни нескольких. Даже в Ватикане.

За годы обитания в Синтре и путешествий по Европе Ратленд собрал внушительную и ценную библиотеку, которую методически пересылал в оксфордскую Рэдклиф-камеру. Поскольку он обладал фотографической памятью и вел кочевой образ жизни, для работы ему нужны были только бумага, перо и чернила; покончив с книгой, он отправлял ее в Англию. Договор был следующий: Рэдклиф-камера собирает эти книги в отдельное хранилище, предоставляя туда доступ тем, кто по каким-либо причинам разыскивает конкретную публикацию из числа единиц хранения «Кабинета VR № 1». В кабинете вели строжайший учет этих искателей, а Ратленду пересылали список их имен. (Таким образом он довольно скоро составил себе полное впечатление о боевом отряде совета Торн.) Книги хранились в«№ 1», ожидая явления владельца, буде он решит вернуть себе библиотеку.

Все продолжилось во времена визитов дирижера к букинисту Семену Аркадьевичу под Сухаревой башней: приобретенные книги заканчивали свои путешествия в Оксфорде. При себе Ратленд хранил лишь китайский свиток учителя Жэня и две бесценные книги, полученные от… деда, передавшего ему «Потерянный рай» и гримуар Брюса. В сухом остатке, после того как он отдал свиток Жэня в Тибете и получил взамен Алмазную сутру, а ту вручил Стейну, в путешествиях с ним оставались лишь Мильтон и Брюс. Мерсия-мэнор обладала собственной библиотекой, и через какое-то время магистр понял, что это ему нравится. Что он начинает пресыщаться аскетизмом и что если у него когда-нибудь будет совсем свой дом, он соберет под его крышей все брошенные книги, как покинутых детей или забытых женщин.

Однако стоило ему лишь допустить в голову подобную мысль, как ссора с советом Торн и неумолимо приближавшаяся война отодвинули «свой дом» и приют для брошенных книг в необозримое будущее. Ратленд отдал Мерсию очередным монахиням, призревавшим сирот, во множестве производимых войной, и своего дома у него опять не стало. Он ненавидел сирот, ненавидел честное беспримесное детское несчастье, и если бы он знал, какой город в Уре нужно уничтожить, чтобы их больше не было, он бы сровнял его с землей с особым удовольствием. Отсутствие же недвижимости его не тяготило – мир полон хороших отелей, а башня преобразователя всегда была при нем, как Брюс и Мильтон.

Иероглифы на листе показывали, что отдаленное Царство летающих змей предки-созидатели соотнесли со Священной Римской империей, с германцами, но тут у магистра возникали огромные сомнения. Он чувствовал: земли по ту сторону вод, остров и материк, открытые и завоеванные им, не были задуманы таковыми ни Александром, ни Цезарем. Откуда там вообще оказалась земля? И что за развалины остались на острове, получившем название Рэтлскар? Куда и откуда тянулся акведук? Кто строил их? Что имели в виду Ланцолы?

«Ничего», – отвечал он себе, потому что интуиция еще никогда не подводила его, сколь бы мало он ее ни слушал. Они не имели в виду большей части того, что теперь происходило в этом мире, а о существовании острова, названного им Рэтлскар, вместе со всем этим континентом даже и не подозревали. И поэтому о Рэтлскаре ничего не было понятно, лишь то, что он сам – основатель этого города – ненавидел это фантасмагорическое поселение всем, чем мог, так, как не ненавидел прежде ничего и никого в своей жизни, включая насильников-ихэтуаней и детей-сирот. Город этот мучил его с китайских времен, с опиумных снов – то есть еще до того, как он создал его! – и он всегда хотел только одного – уничтожить его, разрушить окончательно, разобрать по камешку до основания. Основания, которое, судя по всему, закладывалось в его снах.

И вот молодой человек с не по возрасту обильной сединой в волосах, в одиночестве сидевший на удобном диване под торшером (мы ведь продолжаем наблюдать за ним), медленно откинулся на спинку и еще медленнее вытянул длинные ноги (угол, где он сидел, позволял это сделать без риска поставить кому-нибудь подножку). Он тихо выдохнул, пару минут посмотрел сквозь палевую ткань на искусственный свет, сложил руки на груди и закрыл глаза. Однако на сей раз увидел не Рэтлскар.