Магистр - Дмитрий Дикий

– Что это? Темное железо старого мира? – спросил он, медленно выговаривая слова. – О нем написано в Священном Брахатане? Из него сделан столб, поддерживающий Небо? – помолчав, он констатировал:

– Ты и правда доплыл до края мира.

Всадник тоже молчал, озирая горизонт.

– Это железо я не хочу обсуждать, – наконец сообщил он, разжав губы.

– Что же, ты и о нем знаешь больше, чем говоришь? – подозрительно спросил император-младенец и продолжил недовольно: – Прежде чем отдавать плату, я хочу знать, кто ты. Правду об ордене. Как жаль, что мне никогда не увидеть землю, что ты открыл для меня!

И опять лицо его исказила злобная гримаса, словно бы в отражение шторма, собиравшегося на море, где плавала колыбель, но и это не нарушило доброжелательной безмятежности всадника.

– Было бы очень… – всадник помедлил, но все же нашел мягкое слово, – неприятно добиваться у тебя положенной платы после всего, что было сделано, – магистр поднялся. – Мы должны исполнить договор. Если бы орден не прекращал на этом своего существования, я бы взялся за твою проблему, вернул тебе взрослое тело и направил в Рэтлскар размяться. Но увы. Сейчас я покину эти воды и Камарг, унося твой доспех, вернусь в штаб-квартиру всадников в Свинцовом дворце, и ордена в Уре больше не будет, – всадник сложил руки на груди и повторил: – Доспех, о Высокий тарн.

– Не будет? – удивленно повторил тарн. – Но почему? Хм-мм… – он ухмыльнулся, открыв беззубый рот. – Не будет. Вполне возможно. Что ж, Джонар отдаст тебе доспех чуть позже, а пока разреши задать еще один вопрос. Скажи, ты помнишь дело Красных грибов?

Всадник добродушно улыбнулся, как это принято между взрослыми, любующимися милым младенцем (выглядело это довольно зловеще), и ответил:

– Да, конечно, я помню дело Красных грибов. Один из всадников выполнил заказ и получил вознаграждение, как и положено. Лично я тогда был в Хуцау.

Внезапно всадник заметил, что бури теперь было не избежать: волны выросли до угрожающих размеров, а колыбель раскачивалась все сильнее. Где-то высоко в сгущавшихся грозовых облаках парил безмятежный Джонар сед Казил со своей гвардией.

– В Хуцау? – переспросил тарн. – Что ж, тогда ты не знаешь, что Красный гриб попал в руки Джиетаана Боголикого, с которым я воевал. И он, уже приготовившийся к краху, все-таки использовал его напоследок, чтобы вызвать Красного Онэргапа. Тебе ведь должно быть известно, о всадник, что Онэргап, единожды явившись, не уходит просто так, – тарн вздохнул и замолчал. Стало совсем темно, и в небе блеснули молнии. Магистр внимательно слушал, пока ум его наполнялся темным подозрением. – Я выиграл ту войну, – продолжил тарн неприятно ровным голосом. – И поэтому… поэтому Онэргап стребовал долг с меня. Результат ты видишь перед собой.

Тарн помолчал, потом сказал печально:

– Я не могу винить его. Онэргап – продукт древних верований, дитя наших примитивных оправдавшихся надежд. Не виню и Джиетаана – он проиграл и был скормлен ежам так давно, что это уже и неважно. Но ты, – теперь зловещий младенец с трудом подавлял болезненный гнев, – как ты допустил это? Ты, глава ордена… и – если не обманывают меня наблюдения, а лежа столетиями в колыбели, мало что можно делать, кроме как наблюдать и думать, – его единственный всадник?

Магистр усмехнулся.

– Ты хорошо полежал в своей колыбели, Высокий тарн, – спокойно ответил он. – Как бы то ни было, всадник получил тогда заказ от Джиетаана и выполнил его. Кодекс ордена не был нарушен. Осложнения, возникающие у заказчика с врагами, орден не заботят. А с Онэргапом у нас свои дела.

К этому моменту, видимо, разговор утомил магистра, потому что он немного наклонился к большому розовому уху огромного ребенка и сказал шепотом:

– Да, я глава ордена, я его единственный всадник, и я не делаю ошибок. Все произошло так, как должно было, – он выпрямился вновь. – Можешь наблюдать дальше.

Тарн попытался что-то сказать, но захлебнулся от гнева, и лишь глаза его изменили цвет, снова став желтыми. Перетерпев атаку ярости, он перешел на бешеный шепот:

– Так, как должно было? Как должно?! Ну что же. Пусть так и будет.

Тогда тучи разошлись, но вместо ясного неба за ними появилось титаническое огненное лицо, вперившее раскаленный взор прямо в магистра.

– Вот твоя плата, Красный Онэргап! – взвизгнул тарн. – Возьми свою плату, Красный Онэргап!

«Вот так-так, – подумал всадник, – предательский сосунок все-таки устроил мне засаду, да практически по всем правилам беллетристики».

Вслух же он ничего не сказал, а вместо этого посмотрел на небо, протянул руку в сторону, взял из воздуха матовую серебряную маску и скрыл за нею лицо, не отводя взгляда от огненного образа. Лик в небе открыл рот – темную дыру, и жар, направленный на магистра, стал нестерпимым до такой степени, что воздух вокруг раскалился и начал дрожать. Высоко в небе под сенью разошедшихся, но не уплывших туч к Джонару присоединились летучие фигуры, вооруженные луками с длинными горящими стрелами. Они окружили колыбель и прицелились.

– За дело, мои убийцы! – вскричал тарн прежним тяжелым голосом.

Лучники выстрелили, и все стрелы достигли цели, но всадник продолжал стоять, лишь тьма разбегалась вокруг него. Фигуры перезаряжали луки и стреляли, опять и опять. Всадник опустился на одно колено и как будто начал мерцать, то ненадолго пропадая из виду, то вновь появляясь, однако лицо его оставалось обращенным к Красному Онэргапу, и в глазах серебряной маски светились синие огоньки, похожие на острия иголок, которые не может потушить жар. Затем тучи разошлись, и рядом с лицом Онэргапа появились руки, с которых на всадника стал стекать огонь. Магистр оказался как будто в центре пламенной колонны, куда беспрестанно втыкались стрелы слуг Высокого тарна. Всадник опустился еще ниже, прислонился спиной к стене узилища тарна, но не снял маски. Синие огоньки в ее прорезях постепенно тускнели, и силуэт военачальника стал совсем призрачным. Лицо в небе расплылось в улыбке, жар постепенно опал. Фигуры приблизились, держа луки на взводе.

Наконец магистр упал и, почти конвульсивным движением сдернув маску, упер остановившийся взор в торжественный лик Онэргапа.

– Ха! Ха-ха-ха!! – истерически завопил тарн. – Он мертв! Орден мертв! Он перестал существовать! Он расплатился за все!

Тогда всадник сжал маску пальцами и, прежде чем в него впилась еще одна порция стрел, а огненное лицо в небе удивленно подняло красные брови, разлепил обескровленные губы и, собрав по углам крупицы оставшихся сил, повторил звуки, которые просил его запомнить Жук.

Реальность раздалась в стороны. Все перемешалось – звуки, запахи, цвета и функции. В центре, на ложе из тьмы, лежал человек, и было неясно, жив он или мертв. Онэргапа, колыбель, горы, море и лучников окутало сдавленными криками и безжалостно унесло прочь. Сквозь призрачное облако магистру открылись приглушенные разговоры в празднично оформленных гостиных, ровный гул бесконечной череды машин, таинственные лампады, зажженные в храмах, следы, оставленные процессиями на подлунном песке, – все это и тысячи, тысячи других картин миновал магистр, пока с закрытыми глазами и скрещенными на груди руками плыл по течению. Картины менялись слева от него, а справа и дальше не было ничего, кроме пребесконечного океана тьмы.