Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

— Fuck![300] — в неудержимом гневе Джош запустил стаканом в стену и тот разлетелся вдребезги радужным фейерверком стеклянных брызг.

— Ого, — только и осмелилась произнести Бриджит. Она с опаской чуть отодвинулась от него, памятуя о вспышке ярости, охватившей ее напарника при первой их встрече. Спровоцированные ее язвительными вопросами в тот раз, сейчас его эмоции взорвались от одного только произнесенного ею имени.

— Значит, Катрин, — констатировала она. — А ты? Как тебя зовут?

— А я — кровавый монстр, — еле слышно пробормотал он. — A rape-murderer[301].

— Ой, — она невольно отпрянула, но он, казалось, даже не заметил. — Что ты имеешь в виду?

— А ты не знаешь значения этого слова? Посмотри в словаре. Выражаясь юридическим языком — a rapist[302]. А в тюряге таких называют — shut eyes[303] и пускают по кругу.

Бриджит недоверчиво поджала губы. Врет. Будь это правдой — он бы уже давно выказал к ней хоть какой-то интерес. Взгляд, движение, замечание. Попался бы! А он вел себя так, словно она — предмет мебели. Если не считать тех нескольких дней, что он ухаживал за ней, избитой, по возвращении из Тулузы. Впрочем, он скорее был на подхвате у Себастьяна.

— Думаешь, я чертовски ловко скрываю мои порочные наклонности? — Джош будто услышал ее мысли.

— Ну… да, — она нервно сжала стакан.

— Не бойся. Все было в рамках плана мести одному ублюдку.

— Плана мести? Это какому же ублюдку ты мстил чужими жизнями? — презрительно скривилась Бриджит.

— Вот только не надо делать такое лицо! — желчно бросил Джош. — Сама-то ты кто? Такая же убийца. Только прикрывалась не личными мотивами, а общественной идеей. Так что заткнись, а то больше ни слова не скажу.

Бриджит хотела возмутиться — да какое он имеет право сравнивать ее, борца за справедливость, с собой, насильником, но потом решила не спорить. А то больше ничего не узнает, а ждать, когда он напьется в следующий раз — долго и лень.

— Джош, не злись, — она примирительно подняла бокал и сделала глоток. — Рассказывай дальше!

— Итак, я мстил. Иногда я становился сам себе отвратителен, но не более, чем мир, который меня окружал. Но потом…

— Потом?..

— А потом во мне что-то сломалось.

— Что сломалось? — осторожно поинтересовалась Бриджит.

— Знаешь ли ты, что такое — убивать человека, который тебе дорог?

— Бог миловал, — выдохнула она.

— Тебе повезло. Со мной такое случалось, — он замолк.

— Катрин?.. — прошептала она.

Джош чуть заметно кивнул и закрыл пьяное лицо ладонями.

Бриджит растерялась: — Но ты же сказал, что она жива!..

— Да, жива. Но это не моя заслуга. Если ты узнаешь, что я с ней сделал…

— Что? — она потрясла его за плечо и тут поняла, что он плачет. Бриджит решительно встала, достала новый стакан и налила ему виски. Неразбавленного.

— Выпей! — приказала она. — Тебе полегчает. Правда, ненадолго.

Джош послушно отхлебнул из протянутого ею стакана.

— Так что же ты с ней сделал такого страшного?.. — спросила ирландка и подавилась последними словами, когда он повернул к ней лицо, обычно — невозмутимое, холодное, а теперь — опухшее от выпивки и горя.

— Я ее изнасиловал, — прохрипел он. — А потом распял…

— О Господи! — Бриджит машинально перекрестилась. — Какая мерзость!

— Да, мерзость. Плюнь мне в лицо, если пожелаешь.

— Меня тошнит от тебя, — выдавила Бриджит. — Ну ты и ублюдок.

— Так и есть. Но тогда мне это казалось единственным выходом. Она любила моего… — Джош запнулся. — Назовем его другом. Так все считали, и он в том числе. Как же он ошибался! Если б степень моей ненависти можно было бы измерить жестокостью, то я бы подверг его таким мукам, чтобы он взмолился о смерти!

— За то, что она любила его, а не тебя?

Он словно не услышал ее, а продолжал бормотать, словно разговаривая сам с собой:

— Случалось ли тебе встречать людей — необязательно мужчин, такие встречаются и среди женщин — которые притягивают к себе других, словно планета притягивает астероиды? Они затягивают людей в свою гиблую орбиту, несмотря на то, что сами — лживые, бесчестные, жестокие! Мой так называемый друг был именно таков. Как же Катрин его любила! Прощала ему вранье, бесконечные измены, хамское обращение. Решив покончить с ним, для начала я отобрал ее. Вернее, мне казалось, что отобрал. Но когда понял, что она меня не полюбит никогда, что я для нее — кусок дерьма, недостойный называться человеком — я решил ее убить.

— Но не убил? Пожалел?

Он расхохотался. Ей стало жутко от его смеха, в котором было больше горечи и разочарования, нежели в слезах. — Пожалел? Да разве я способен кого-то жалеть? Я прибил ее гвоздями к деревянному щиту. Господи! Конечно, я бы ее убил, а потом бы убил себя — что мне было делать без нее на этом свете?.. Мне помешали. Мне свернул шею мой лучший друг — который потом на ней и женился. Она стала его боевым трофеем.

— А тот, ее первый возлюбленный? Твой не друг?

— Это неважно. Впрочем, если тебе любопытно — я его убил. Двумя годами позже. Отрубил ему руки, и он умер от гангрены.

— Ничего себе, — Бриджит нервно сглотнула. — А она?

— Катрин родила сына.

— От тебя?

— Нет, от меня она рожать бы не стала даже под страхом смерти. Так она сказала.

— Она так сказала? — оживилась Бриджит. — Так ты с ней виделся?

Он ответил не сразу. Помолчав, взялся за бутылку и прямо из горлышка сделал несколько глотков.

— Виделся. И, несмотря на то, что она твердила, что любит Сержа…

— Это ее муж?..

— Да, да… Несмотря на это, у меня мелькнула надежда.

— Надежда на что? — ирландка подняла брови.

— Надежда на то, что она испытывает ко мне что-то, помимо отвращения и ненависти.

— То есть, что она тебя любит?

Джош не ответил — подобное предположение звучало, по меньшей мере, странно. Если сейчас рыжая приставала рассмеется ему в лицо, он не удивится и не рассердится. Все, как должно быть. Но на губах Бриджит не мелькнуло даже тени улыбки. И, верная обещанию, она воздержалась от комментариев.