Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи - Евгения Нахимовна Строганова

не таким простым и комическим. И понять всю эту ситуацию помогают строки из письма Салтыкова к директору гимназии Я. Г. Гуревичу: «Сын мой сегодня возвратился из гимназии видимо взволнованный. На вопросы мои о причине этого я узнал, что учитель математики постоянно его бранит при всех дураком, ослом и проч. Затем и воспитатель Рубинштейн постоянно его наказывает, даже без всякого повода. (Вы знаете, что он был у Кости репетитором и неудачно.) Так как все это Костю обескураживает, то я покорнейше прошу обратить Ваше внимание на эти факты, причину которых я, конечно, с точностью не знаю, но в которых не могу не видеть некоторую предвзятость» (7 февраля 1886 г.: 20, с. 242). Судя по всему, в гимназии случился какой-то серьезный конфликт. Видимо, и педагоги не проявили должной деликатности, и одноклассники дразнили Костю, так что тот полез в драку.

Об учебе Константина в лицее В. А. Оболенский пишет: «…в один год милый способный мальчик превратился в фатоватого лицеиста, а затем попал в сильно кутящую компанию товарищей.

Матери очень нравилось, что сын ее покучивает, она с удовольствием рассказывала знакомым о похождениях своего Кости, ибо считала, что хороший тон ее дома требует, чтобы сын ее был лицеистом, и тот же хороший тон обязывает лицеиста кутить.

Бедный Костя, однако, не сумел выдержать пропорции „хорошего тона“ и за какой-то пьяный скандал в цирке был исключен из Лицея…»[633]

В подтверждение этой истории С. А. Макашин ссылается на письмо H. A. Белоголового к П. Л. Лаврову от 18 января 1894 г. и уточняет, что исключение из Лицея произошло в 1893 г., когда Константину было 22 года[634].

* * *

Умирая, отец взвалил на плечи сына страшно тяжелую ношу. В апреле 1889 г. он написал ему такое письмо: «Милый Костя, так как я каждый день могу умереть, то вот тебе мой завет: люби мать и береги ее; внушай то же и сестре. Помни, что ежели Вы не сбережете ее, то вся семья распадется, потому что до совершеннолетия вашего еще очень-очень далеко. Старайся хорошо учиться и будь безусловно честен в жизни. Вот и все. Любящий тебя отец.

Еще: паче всего люби родную литературу, и звание литератора предпочитай всякому другому» (20, с. 477).

Константину было всего 18 лет, когда К. К. Арсеньев в 1890 г. опубликовал это письмо в статье «Материалы для биографии М. Е. Салтыкова»[635]. Сын принужден был пожизненно отвечать за эти слова и соответствовать этим словам публично – перед лицом людей разного рода, обычно плохо понимающих, что человек не стоит все время в исторически значимой позе. Каждое лыко писалось Константину Михайловичу в строку.

Вдова его сообщала Макашину: «Конечно, у Константина Михайловича были свои особенности и странности, но завещание отца он честно выполнял и очень горячо его любил»[636]. И не похоже, чтобы она преувеличивала – сам Салтыков так писал о сыне: «Это единственное существо, которое меня любит» (20, с. 174). Возможно, ум Константина Михайловича не был столь остер, как у его сестры, но он, очевидно, был искренен и непосредствен.

Жизнь K. M. Салтыкова после завершения учебы практически не документирована. Известно, что 3 марта 1893 г. Елизавета Аполлоновна заключила с сыном договор, согласно которому тот уступал матери свои наследственные права на издание сочинений М. Е. Салтыкова за 20 тысяч рублей[637].

Видимо, в начале 1900-х гг. (весной 1905 г.[638] или в 1907 г.[639]) Салтыков переезжает в Пензу, что, по словам Д. Ю. Мурашова, было связано с женитьбой на пензенской уроженке Елизавете Ивановне Орловой (умерла до 1919 г.), и жил в ее доме на ул. Набережной, 14 вместе с ее матерью Надеждой Матвеевной Орловой, вдовой статского советника[640]. В Пензе он служил в чине губернского секретаря. Больших успехов по службе он не достиг, но получил орден Св. Станислава III степени (он виден на фотографии, сделанной в Пензе в фотоателье Вальдмана). Позже Салтыков служил в Крестьянском поземельном банке в должности ликвидатора, в обязанности которого входила подготовка к продаже и продажа бывших помещичьих имений, находившихся в собственности банка. В это же время он занимался и журналистской работой в «Пензенских губернских ведомостях» (материалы для рубрики «Заграничная печать» и «Судебная хроника»), хотя это было, судя по всему, побочным занятием[641]. Не был чужд он и общественных интересов и с 1907 г. состоял членом Пензенского общества любителей естествознания.

Именно в Пензе в 1911 г. появляется первая мемуарная заметка К. Салтыкова об отце – «Кончина императора Александра II и Щедрин». А в 1914 г. в «Новом времени» он публикует еще один мемуарный очерк, где говорится об иконографии Салтыкова, о круге его общения, о посещении умирающего Салтыкова о. Иоанном Кронштадтским (вошло с вариантами в текст книги)[642]. Воспоминания К. Салтыкова об отце имели очень большой успех и были перепечатаны в 9 газетах[643]. Но потом в его мемуарной деятельности наступил довольно долгий перерыв.

После переворота 1917 г. Константин Михайлович устроился на работу в пензенский губисполком, где служил делопроизводителем в отделе, который ведал охраной революционного порядка и взаимодействовал с ЧК[644]. Осенью 1922 г. он планировал выехать за границу, но поездка не состоялась.

Вторично Константин Михайлович женился не ранее весны 1924 г. на Ларисе Николаевне Вандышевой (во втором браке Макаренко; † после 27 июля 1986 г.: дата смерти устанавливается по дате на фотографии Ларисы Николаевны в фотоархиве музея М. Е. Салтыкова-Щедрина в с. Спас-Угол), дочери пензенского типографщика. Об этом браке питерский журналист Э. Гард писал: «Детей у него не было, хотя женат он был дважды. Первая жена его умерла давно, а вторично он женился в Пензе на юной Вандышевой, дочери типографщика. Было это незадолго до его смерти»[645]. Константину Михайловичу было уже 52 года, а Ларисе Николаевне (судя по письму Салтыкова к П. Н. и М. П. Петровским, 1924) 27 лет, следовательно, она родилась в 1897 г.[646] (Этому противоречат данные, хранящиеся в Тверском государственном объединенном музее, согласно которым она родилась в 1904 г.). Л. Н. Салтыкова писала пензенскому краеведу О. М. Савину в 1969 г.: «Он почувствовал, как он мне говорил, во мне артистичность. Выйдя замуж за Константина Михайловича, я вскоре поняла, как нелегко быть молодой женой пожилого и тяжело больного человека. И опять выручил мой характер и духовное родство с Константином Михайловичем»[647].

Таким образом, воспоминания Ларисы Николаевны реально документируют это последнее десятилетие его жизни. По ее словам, «на протяжении