Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи - Евгения Нахимовна Строганова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1923 г. выходит главная мемуарная работа Константина Михайловича «Интимный Щедрин»[653]. Другие его воспоминания, опубликованные позднее в ряде газет[654], никаких новых фактов в сравнении с этим текстом не сообщают. В этом же году Центральная комиссия по назначению персональных пенсий и пособий при Наркомате социального обеспечения назначила K. M. Салтыкову, равно как и двум внукам A. C. Пушкина, сыну Н. Г. Чернышевского и внуку А. Н. Островского, персональную пенсию[655].
В 1926 г. супруги Салтыковы принимали участие в юбилейных торжествах по случаю 100-летия М. Е. Салтыкова, Константин Михайлович познакомился с A. B. Луначарским, Н. К. Крупской, М. И. Ульяновой[656]. В 1929 г. он переезжает в Ленинград, где работает редактором отдела западной литературы Госиздата, переводит книги западных писателей, борцов с мировым империализмом. Незадолго до смерти он написал киносценарии по сказкам отца: «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» и «Дикий помещик»[657].
В 1931 г. у него осложняется течение туберкулеза легких, и в начале 1932 г. он получает помощь от правительства и бесплатно отправляется на санаторное лечение[658]. Событие это вызвало большое оживление в писательских кругах, о чем свидетельствует оперативное донесение в ОГПУ, в котором высказана реакция на этот факт и отношение писателей к И. В. Сталину[659]. Но санаторное лечение не помогло, 20 июня 1932 г. K. M. Салтыков скончался. В «Красной газете» и «Литературной газете» были помещены некрологи[660], похоронен он был на Волковом кладбище[661]. Незадолго до смерти K. M. Салтыков, согласно достаточно недоброжелательным воспоминаниям Макашина, «приехал в Москву с наивным намерением встретиться со Сталиным, чтобы поблагодарить его за те блага, которые он получил от правительства: квартиру в Ленинграде, кажется, также и дачу, и повышенную пенсию. К Сталину он, конечно, не попал, но послал ему благодарственное письмо»[662]. Иронизировать над чувством благодарности в данном случае не стоит; согласно упомянутой выше записке в ОГПУ, огромное чувство благодарности к правительству и намерение обратиться со своими просьбами непосредственно к Сталину высказывали в писательских кругах Ленинграда Б. М. Эйхенбаум, М. М. Зощенко, Н.Э. Радлова, К. И. Чуковский, не говоря уже о панегириках в адрес Сталина со стороны М. Э. Козакова, А. Н. Толстого, П. Н. Медведева. Но над K. M. Салтыковым принято было иронизировать.
Кроме воспоминаний его вдовы, единственные добрые слова о K. M. Салтыкове были сказаны пензенским журналистом О. М. Савиным[663] и в газете «Пензенская правда», но благожелательный характер этих последних вполне объясним юбилейным характером выпуска – в честь 50-летия газеты в 1968 г.[664] Все другие известные нам отзывы – резко отрицательные.
* * *
Уже в предисловии к книге «Интимный Щедрин» Н. Л. Мещеряков писал: «Нужно откровенно сказать, что книга автору не удалась. Она мало прибавляет к тому портрету великого сатирика, который мы имели раньше ‹…›. Щедрин, конечно, заслуживал иметь более внимательного и вдумчивого наблюдателя. То, что подметил в характере отца автор книжки, у Щедрина действительно было. Было у него, конечно, много и другого, что сделало его великим писателем. Последнего автор или не подметил, или не сумел изобразить»[665].
В 1936 г. журналист Э. Гард собирался издать в Ленинграде книгу «Потомки», где шла речь и о потомках Салтыкова. Книга в свет не вышла, корректура ее хранится в ИРЛИ, копия – в архиве Макашина. Здесь претензии к мемуарам Константина Михайловича сформулированы еще более откровенно: «Не только из разбросанных по разным журналам и газетам воспоминаний Салтыкова-сына, но даже из выпущенной им в наше время целой книги, – с кропотливым трудом приходится выуживать что-нибудь ценное о великом сатирике как об огромном писателе и большом человеке. Как-то все значительное проходило мимо К. М., а зацепились одни мелочи»[666]. И еще: «…брошюра, в которой сын, смакуя и похихикивая, порочит память своего великого отца». «Но ‹…› он, несомненно, не ведал, что творил. Он даже как будто гордится отрицательными, а порою просто отталкивающими чертами, которые он подсмотрел в своем отце. Перед нами проходит по страницам книги суровый, скучный чиновник, петербургский обыватель – даже не всегда умный и, как правило, бестактный, злой и мелочной»[667]. Далее перечислены отдельные эпизоды из мемуаров, якобы снижающие образ Салтыкова: игра в карты во время участия в процессии на похоронах H. A. Некрасова, недовольство Салтыкова публичными знаками внимания к нему со стороны журналистов, посещение умирающего писателя отцом Иоанном Кронштадтским. Э. Гард был особенно не удовлетворен тем, что автор мемуаров не запечатлел Л. Н. Толстого и И. С. Тургенева, которые бывали в доме его отца[668]. Однако истины ради необходимо сообщить, что ни Толстой, ни Тургенев у Салтыкова в доме не бывали.
И вот – итоговая характеристика, данная K. M. Салтыкову: «Пензяки рекомендуют его как „человека, любившего выпить“. Его родные, отзываясь о нем осторожно, признают, однако, без оговорок, что он был бездарен, мелочен, неинтересен. И сам он о себе: „От отца я унаследовал не его талант, а его болезни“.
Наконец племянница К. М., внучка Щедрина, рассказывает, что вдова Михаила Евграфовича поторопилась купить дом, так как боялась, что если у нее будут „свободные деньги“, – сын проиграет их»[669].