Том 2. Кошачье кладбище - Стивен Кинг

Он едва сдержал стон или вой, вцепившись зубами в кулак —так холодно и одиноко на душе. Но одиночество и обособленность не докучали,взвыть хотелось от радости, от благодарности к холодной пелене, спрятавшей иукрывшей его. Наконец парочка удалилась. Луис проводил их нетерпеливымвзглядом. Вот они взошли на крыльцо большого дома. Мужчина достал ключи, и вотони уже скрылись за дверью. Снова улица тиха и пустынна, лишь носится ветер,раскачивает деревья, шуршит листвой, ерошит волосы на мокром от пота лбу.

Луис подбежал к самой ограде, нагнулся, принялся шарить вкустах. Ага, вот пальцы нащупали грубый брезент. Он поднял сверток, замер,нечаянно лязгнув киркой о лопату. Вышел на широкую гравиевую дорожку,остановился, осмотрелся. Так, сначала нужно идти прямо, на перекрестке свернутьвлево. Проще простого. Шел он по самой обочине, готовый мгновенно исчезнуть вкромешной тьме под вязами, окажись на кладбище сторож и вздумай он совершитьночной обход.

Вот уже совсем рядом могила Гейджа. И вдруг Луис с ужасомпочувствовал: он не помнит, как выглядит сын! Он встал как вкопанный, уставясьна ряды могил, скорбные и суровые памятники. Как он мог забыть?! На памятьприходили лишь разрозненные черты: русые волосы, шелковистые, мягкие; глаза сраскосинкой, белые зубы; небольшой шрам на подбородке — память о том, как онупал с крыльца, еще когда они жили в Чикаго. Но черты эти не складывались вцелое. Вот Гейдж бежит к дороге, спешит навстречу судьбоносному грузовику изОринко, но Луис видит лишь спину. Он попытался вспомнить малыша в постелькепосле того, как они запускали змея, но словно нашло какое-то затмение.

ГЕЙДЖ, ГДЕ ТЫ?

А ТЫ ПОДУМАЛ, ЛУИС, ЧТО, МОЖЕТ, ОКАЗЫВАЕШЬ СЫНУ МЕДВЕЖЬЮУСЛУГУ? А ЧТО, ЕСЛИ ОН СЧАСТЛИВ СЕЙЧАС? А ЧТО, ЕСЛИ ВОПРЕКИ ТВОЕМУ НЕВЕРИЮПОСЛЕ СМЕРТИ ЛЮДЯМ ХОРОШО. И ГЕЙДЖ СЕЙЧАС С АНГЕЛАМИ ИЛИ ПРОСТО СПОКОЙНО СПИТ.И, ЕСЛИ СПИТ, КАК ЗНАТЬ, КОГО ИЛИ ЧТО ТЫ РАЗБУДИШЬ? ГЕЙДЖ, ГДЕ ТЫ? Я ТАК ХОЧУВЕРНУТЬ ТЕБЯ ДОМОЙ.

Да отдает ли он себе отчет в том, что делает? Почему вдругон не в силах припомнить лицо сына? Почему ему так неймется вопреки всемпредостережениям? И Джада, и Паскоу во сне, и собственного тревожного сердца?

Ему вспомнились могилки на Кошачьем кладбище, расходящиесякругами, закручивающиеся в спираль НЕПОЗНАВАЕМОГО, и его снова бросило в холод.Почему он стоит здесь и силится вспомнить лицо Гейджа?

Ведь совсем скоро он увидит его наяву.

На холмик уже поставили надгробие. С простой надписью: ГЕЙДЖУИЛЬЯМ КРИД и две даты. Сегодня здесь уже кто-то побывал — вон свежие цветы.Кто же? Мисси Дандридж?

Сердце билось тяжело, но нечасто. Итак, он спокоен. Еслинадумал, все нужно сделать в одночасье. Рассвет уже не за горами.

Он еще раз прислушался к сердцу. Да, он спокоен, он готовначинать задуманное. Чуть заметно кивнул, словно соглашался сам с собой. Нашарилперочинный нож. Разрезал липкую ленту, скреплявшую сверток. Развернул брезент уизножия могилы, аккуратно все разложил — точно так же он бы готовил инструментыперед небольшой, амбулаторной операцией.

Вот и фонарь под войлочным колпаком с дыркой — какпосоветовал продавец. Войлок был тоже перетянут пластырем. Дырку он сделал,очертив монетку и вырезав кружочек скальпелем. А вот и кирка с короткимчеренком, хотя она вряд ли пригодится, Луис взял ее на всякий случай. Цементомгроб не залит, а камни вряд ли попадутся в свежей могиле. И остальное на месте:лопата, совок, веревка, рукавицы. Он тут же их надел, схватил лопату и принялсяза работу.

Земля мягкая, копать легко. Могилу возвели пышную, и землянаверху была рыхлой, не то что у подножия. Невольно он сравнил теперешнююработу с давнишней, на индейском могильнике. Грунт каменистый, неуступчивый.Если все пойдет хорошо, сын окажется там сегодня же ночью. Вот уж где киркапригодится. Луис постарался изгнать все мысли до единой. Только мешают.

Землю он сбрасывал слева от могилы, лопату за лопатой, рукиходят четко и мерно. Но чем глубже копал, тем труднее сохранить взятый ритм.Спустился в могилу, вдохнул запах сырой земли, знакомый с детства, когда он,бывало, помогал дяде Карлу.

СУСЛИК, вспомнилось ему прозвище. Он смахнул пот со лба.Дядя Карл говорил, что кладбищенских землекопов называют сусликами. И его,Луиса с дядей Карлом, друзья величали так же.

Он снова принялся копать.

Больше уже не останавливался, лишь однажды взглянул на часы.Двадцать минут первого. Как бежит время! Точно вода меж пальцами.

Минут через сорок лопата наткнулась на что-то твердое. Луисчуть не до крови закусил губу. Достал фонарь, посветил. Да, он добрался добетонной крышки, ее уже видно, хотя работы еще предостаточно. Он вынул остаткиземли, стараясь не шуметь, хотя такое и невозможно: лопата громко скребет побетону. Да еще в полной тиши!

Луис выбрался из могилы, приготовил веревку, продел концы вжелезное ушко бетонной крышки, точнее, половины, ибо крышка состояла из двухчастей. Расстелил брезент, лег на него животом, потянул за концы веревки.

НУ, ЛУИС, ПРИГОТОВЬСЯ. ПОСЛЕДНИЙ ШАНС.

ДА, ВЕРНО. ПОСЛЕДНИЙ. И БУДЬ Я ПРОКЛЯТ, ЕСЛИ ЕГО УПУЩУ.

Нет, веревку нужно накрутить на руку. Снова потянул.Половина крышки поддалась легко, Луис стоймя прислонил ее к стенке могилы,словно еще один надгробный камень. Вытащил веревку, отбросил — для второйполовины не пригодится, он, стоя в могиле, руками сможет приподнять ее.Осторожно спустился, боясь опрокинуть только что поднятую бетонную створку: неровен час, упадет, либо ногу зашибет, либо гроб в лепешку раздавит. Вслед заЛуисом с шорохом покатились в могилу камушки и комья земли. Иные глухо стукнулио крышку гроба.

Луис нагнулся, прихватил руками вторую бетонную створку,приподнял. Что-то холодное зашевелилось меж пальцами. Он все-таки поставил —также стоймя — и вторую половинку и лишь затем взглянул себе на руку. На ладониизвивался жирный дождевой червь, Луис смахнул его, проведя рукой по стенкемогилы собственного сына.

И посветил фонарем вниз.

Гроб. Последний раз Луис видел его во время похорон: гробпокоился на блестящих полозьях над могилой, устланной травяным зеленым ковром.И за бетонными створками, как за дверцами сейфа, суждено было схорониться всемотцовским надеждам на будущее сына. Ярость, раскаленная добела, охватила Луиса,пожрав вмиг былой озноб. Не бывать этому! Не похоронит он своих надежд!

Луис пошарил лопату и со всего маху хватил ею по запорамгроба. Еще раз! И еще! И еще! Лицо его исказил почти звериный оскал.

ГЕЙДЖ, Я ОСВОБОЖУ ТЕБЯ! ВОТ УВИДИШЬ!

Замок отскочил с первого же удара, но Луис все бил и бил,словно пытался не столько открыть гроб, сколько нанести ему — злейшему врагу! —смертельные раны. Но вот разум, похоже, возобладал, рука с лопатой так изамерла в воздухе. Лезвие зазубрилось и погнулось. Луис отбросил ее, начетвереньках выбрался из могилы, чуя в ногах слабость. Его мутило. Неистоваяярость схлынула так же быстро. Вернулся пронизывающий душу холод. Никогда ещене чувствовал он себя таким одиноким, отъединенным от людей. Наверное, так жечувствует себя астронавт, покинувший борт своего корабля в открытом космосе,оставшийся один на один в безбрежной тьме. А ЧУВСТВОВАЛ ЛИ ТО ЖЕ БИЛЛ БАТЕРМАН?— задавался вопросом Луис.