Дар берегини. Последняя заря - Елизавета Дворецкая

– Асмунд.

– Асмунд? Ваш сотский?

– Он ничем не хуже любого другого. Род его тебе известен – его прадед, Ингъяльд, был воспитателем моего отца. Никто на свете, кроме Асмунда, не сумеет достойно вырастить другого князя руси, Ельгова наследника. Ему тридцать пять лет – он не слишком молод для такого важного дела и не слишком стар, чтобы не поспеть за резвым отроком. Он умен, храбр, верен, дважды бывал в Царьграде и ходил во все походы киевских князей за последние двадцать лет, кроме походов Ингера на греков. Но это и к лучшему: его удача ни разу ему не изменяла. Он учтив, умеет обращаться с людьми, и в Киеве у него куда больше друзей, чем врагов. Где ты возьмешь кормильца лучше?

– Но Асмунд… – Прекраса не могла так сразу принять эту новую мысль, – он не женат. Это изъян для человека в его лета…

– Этой беде помочь нетрудно. Для него найдется жена – знатного рода, с хорошим приданым и сильной родней, – Ельга улыбнулась. – Когда Святка будет дан Асмунду на руки, я выйду за него. Буду женой кормильца, как ты и хотела.

Прекраса еще шире раскрыла глаза.

– Ты… – в изумлении вымолвила она. – Ты выйдешь за человека из вашего дома… За бывшего отрока… Он тебе неровня!

– Ингер тоже женился на неровне. Тогда ведь ты не возражала.

– Ты не обрадовалась мне, – Прекраса уколола ее взглядом. – Я сразу это поняла.

– Чудное было бы дело, если бы я обрадовалась! Но Асмунду не придется сидеть на княжьем столе. А что такие браки бывали, вы с Ингером убеждали меня сами, когда сватали за Ратислава.

Ратислава больше нет, ему невесты не нужно, сама отметила Прекраса. Но потом вспомнила еще кое-что.

– Кольберн не примирится с этим! Я обещала ему!

– Мой муж куда лучше годится в кормильцы, а выбрать себе мужа я вправе, не советуясь с Кольберном. К тому же он христианин, ты не забыла? Люди скажут: он научит молодого князя всем этим рабским бредням, что надо радоваться, когда тебя бьют, и не мстить за обиды, и сажать с собой за стол последних нищих, и есть один хлеб! Все кияне будут на стороне Асмунда, и это куда лучше для Святки.

Прекраса молчала, раздумывая. Ельга собиралась перевернуть все дерево ее замысла вверх корнями. Кольберн был человеком Ингера, и ему Прекраса, не имея ничего лучше, доверила бы беречь самого Святку и державу для него. Но Асмунд был человеком Свена. С ним власть перейдет совсем в другие руки, и дети Ельга восторжествуют над потомством Хродрика и Ельги-Святославы.

– Свенгельд должен уйти.

Ельга помолчала, ожидая, не добавит ли Прекраса что-нибудь.

– Куда?

– Из Киева. Пусть возьмет себе угличей, древлян, если от них что-то останется. Пусть едет в Холм-город и собирает там дань для Святки. А воеводой здесь будет Кольберн. Если не дать ему чего-то равнозначного, он не стерпит, поднимет всех своих людей и стронников, и у нас опять будет раздор и гибель. Но если Свенгельд уберется из Киева по доброй воле, я больше не упомяну о том, что он виновен в смерти… – Прекраса с трудом сглотнула. – И Кольберну прикажу забыть. Но Свенгельд не должен стоять рядом с престолом моего сына.

– Кто из них куда пойдет и что возьмет, пусть мужчины договариваются сами, – помедлив, Ельга встала, чувствуя, что разговор пора прекратить. – Мы с тобой договорились о наших делах. Я приму на руки Святку и стану ему второй матерью. Но его кормильцем и моим мужем будет Асмунд сын Одда. Так?

– Да, – Прекраса кивнула, и это слово упало изо рта, будто камень с сердца.

– Ты должна поскорее созвать людей и объявить, что передаешь Святку на руки Асмунду. Асмунд от его имени прикажет собирать войско. С этим нельзя тянуть: через два месяца снег растает, дороги просохнут и можно будет выступать, к этому времени войско должно быть готово, а меж нами все улажено. Но Свен останется здесь и в своей должности, пока не будет завершена месть, и получит свою воеводскую долю добычи. Ты видела, что вышло, когда его попытались ее лишить!

– Да, – еще раз кивнула Прекраса, чувствуя, что ее оставляют силы. – Пусть все будет так.

Она больше не может думать о переговорах, сборе войска и дележе добычи. Зато Ельга, выросшая в гуще этих дел, уже положила уверенную руку на кормило и вот-вот завладеет им полностью.

– Я пришлю к тебе Свена, – сказала Ельга, направляясь к двери. Потом обернулась. – А если Кольберн очень обидится, ты ведь можешь намекнуть, что сама теперь осталась без мужа…

Прекраса дикими глазами взглянула на нее, пытаясь сообразить, то ли Ельга сказала, что она услышала. Та смотрела на нее, морща губы, чтобы не улыбаться.

И тогда Прекраса расхохоталась. На громкий смех у нее не было сил, но даже от тихого смеха боль в груди усилилась. Однако как же тут удержаться!

– Ох, да! – выдавила она с каким-то смертоносным весельем. – Пообещать ему это я могу. Почему же нет?

Выходя на крыльцо, Ельга была уверена: выполнять такое обещание Прекраса не собирается, бояться нечего. Но тут же мысли о русалке и ее приближенных испарились: возле коней стоял с двумя отроками Асмунд, оживленно болтая с Торлейком и еще парой оружников. Ельга сделала ему знак рукой, чтобы подводили коней. А когда он подошел, сама прильнула к нему и поцеловала, под взглядами едва не уронивших челюсти Кольберновых варягов.

Асмунд охотно обнял ее и горячо ответил на поцелуй. Нужды нет, что они все подумают. Золотисто-карие, с зелеными искрами глаза Ельги сияли, как два янтарных солнца, и взгляд ее, прямой и разящий, как мягкая стрела, в самое сердце пролил веру, что отныне весь белый свет принадлежит им двоим.

* * *

– Я хочу, чтобы свадьба была как можно скорее, – сказала Прекраса, когда подтвердила Свенгельду, что и впрямь желает брака Асмунда и Ельги.

– Скорее? – повторил ошарашенный Свен.

Он едва поверил, что Ельга не шутит с ним, когда сестра явилась домой с этим известием. Он не подозревал сестру во лжи, но был уверен, что «русалка» морочит их и сейчас выставит какое-то условие, которое сделает соглашение невозможным, или хотя бы потребует отложить свадьбу на двенадцать лет.

– Да, – кивнул Прекраса, хотя вид ее меньше всего мог навести на мысль о чьей-либо свадьбе. – На днях… Так скоро, как только можно все приготовить. Дом для вас и пир для гостей.

– Но так быстро нельзя ничего приготовить! – ахнула Ельга.

– Что же так? – хмыкнула Прекраса. – Не будешь же ты говорить, что-де года не вышли или приданое не готово!

У Ельги дрогнули ноздри: она почувствовала себя задетой намеком на ее возраст, на десять лет превышающий возраст обычных невест. Как будто в том виной какой-то ее изъян!

– Твоим приданым пять домов наполнить можно, – продолжала Прекраса. – Да и дом-то будет знакомый. Я эту избу вам уступлю.

На память ей пришло собственное приданое: короб с сорочками, рушниками, поясками, рукавицами… Все то, что она наготовила у себя дома в Выбутах, а потом не знала, как с этим добром быть – княжеский невесте оно не пристало. Другое дело Ельга-Поляницы, дочь Ольведы Аскольдовны! Ей в приданое досталась треть того имущества, которое оставил после себя старый Ельг. Когда киевские бабы толковали о нем, у них разгорались глаза: греческие платья, золотые и серебряные узорочья, расписные блюда, чаши и кувшины! Коровы, лошади, овцы, свиньи! Куницы, бобры, лисы! Челядь! А тканого полотна из льна, конопли и шерсти не сосчитать. Освобождая отцовскую избу, Ельга забрала выделенную ей часть и увезла сперва на Девич-гору, а потом к Свенгельду. Теперь все это, что не ходило своими ногами, хранилось у него в ларях. Этим взабыль можно было за день наполнить даже совсем пустую избу, а скот и челядь за восемь лет ожидания увеличились в числе.