Русско-японская война 1904–1905 гг. Секретные операции на суше и на море - Дмитрий Борисович Павлов

Маркс, Шаффанжон и швейцарец Барбей. В ноябре Павлову удалось внедрить своего секретного агента в японское Генеральное консульство в Шанхае. Активно привлекал камергер и данные случайных источников, но полученной таким образом информации все-таки было недостаточно.

С момента образования «шанхайской агентуры» и наместник, и Павлов понимали, что без секретных сведений непосредственно из Японии не обойтись. Те два-три француза, служащие Русско-Китайского банка, которые, несмотря на закрытие его японского отделения с началом войны, оставались в Кобе, не решали проблемы – они были готовы сотрудничать с Давыдовым и Рас-поповым, но, во-первых, их компетенция не выходила за пределы финансово-экономических вопросов и, во-вторых, связь с ними была ненадежной. Поэтому Павлов поручил Давыдову «подыскать подходящее лицо из иностранцев для посылки в Японию в качестве негласного агента»[927]. Это задание Давыдов выполнил, и уже в конце мая 1904 г. французский пароход доставил в Шанхай первое шифрованное донесение этого агента из Иокогамы. Им стал французский подданный Анри Обер (Henry Aubert), инспектор Русско-Китайского банка. Обер занялся изучением финансово-экономического и торгово-промышленного состояния Японии и полученные от него «обширные по сему предмету материалы» Давыдов стал регулярно направлять в Петербург. Секретные военные сведения, добытые Обером, передавались в Мукден наместнику и в штаб главнокомандующего[928].

Вскоре камергеру улыбнулась удача. В июне 1904 г. по пути из Сеула в Токио в Шанхае сделал короткую остановку корреспондент газеты «L’Illustration» Жан Бале. «Здешний французский консул, близко знающий Бале уже около 10 лет, – доносил Павлов наместнику 13 (26) июня, – отвечает за его безусловную честность, добросовестность и преданность русскому делу; он же обещает устроить правильную передачу мне из Японии не только секретных писем Бале, но и шифрованных телеграмм чрез посредство французского консула в Иокогаме. Последнее особенно ценно, ввиду недостижимости этого для других наших секретных агентов в Японии. Здешний французский консул сам взялся переговорить с Бале и сегодня должен дать мне ответ, на каких условиях дело могло бы состояться»[929]. На другой день Павлов телеграфировал наместнику условия французского журналиста: «Личное ежемесячное вознаграждение —1000 [мексиканских] долларов; на мелкие секретные издержки подотчетно от 100 до 150 долл. в месяц; могущие оказаться необходимыми поездки внутри Японии, а равно посылаемые им телеграммы на наш счет в размере действительного расхода, по представлении отчета». «Хотя требуемое вознаграждение довольно значительно, – добавил от себя камергер, – я считал бы крайне желательным заключить соглашение хотя бы на три месяца, ибо другого, столь подходящего [во] всех отношениях агента едва ли можно найти»[930].

Замечание Павлова относительно важности передачи донесений секретного агента из Японии имели под собой серьезные основания – разведывательная информация, посланная обычным способом, грозила попасть в руки японских властей. В июле 1904 г. Дессино направил из Шанхая в Иокогаму 40-летнего англичанина Коллинза (H.B. Collins), незадолго перед тем завербованного полковником Огородниковым. Однако первое же шифрованное донесение Коллинза перехватил в Нагасаки японский военный почтовый инспектор, сам агент был арестован и, проведя несколько месяцев в тюрьме, 24 января 1905 г. получил по суду 11 лет каторги. Жалобу Коллинза японский апелляционный суд отклонил[931].

Наместник предложения Павлова одобрил, дело с Бале сладилось, и начиная с 22 июня 1904 г. раз в неделю в Шанхай на французском пароходе из Иокогама стали приходить его шифрованные донесения. Скоро Бале вполне подтвердил авансы, выданные французским консулом. В годы русско-японской войны он оказался самым ценным секретным сотрудником русского правительства на Дальнем Востоке. Работал Бале один, без помощников, и, вероятно, только благодаря этому для местных властей истинные цели его пребывания в Японии так и остались тайной. Поскольку контракт с «L’Illustration» у Бале истекал, по ходатайству Павлова, переданному через Ламздорфа, посол в Париже Нелидов с помощью французских властей приватно добился превращения французского журналиста в токийского корреспондента куда более респектабельной «Figaro».

К 1904 г. Бале прожил в Японии уже без малого 10 лет (начиная с 1893 г., с небольшими перерывами) и даже обзавелся в Токио собственным домом и книжным магазином. Он свободно владел японским языком, водил широкие знакомства в японских правительственных, военных, военно-морских, банковских и финансово-промышленных кругах, удостоверение корреспондента солидной газеты великой европейской державы открывало для него двери других высоких кабинетов. Как журналист он много путешествовал, стараясь посетить и лично осмотреть места дислокации японских сухопутных сил, порты, из которых войска отправлялись на фронт, госпитали, где лечились раненые, верфи, на которых ремонтировались или строились военные корабли. Только в течение лета и осени 1904 г. он побывал в Осака, Фукусияма (где были расквартированы 4-я и 10-я дивизии), Кокура, Нагоя (3-я дивизия), Каназава, Химедзи, на острове Еззо (Хоккайдо) (7-я дивизия) и в других местах. Бале в деталях сообщал о мобилизационных планах и возможностях Японии, о ходе призыва всех категорий ее запасных и новобранцев, о формировании новых резервных и боевых частей, их дислокации, обучении, вооружении, времени и месте отправки в Маньчжурию и Корею, местах их высадки и назначении; о потерях японских сухопутных и военно-морских сил, количестве прибывших в Японию раненых; о настроениях в ее высшем военном руководстве, новых назначениях и взаимоотношениях внутри японского генералитета; о минных заграждениях в Симоносеки, Сасебо, Нагасаки, Кобе, Осака и Токийском заливе и о состоянии береговой обороны этих и других японских портов и бухт; о ходе ремонта поврежденных японских боевых кораблей и перемещениях находившихся в строю (от броненосцев до крейсеров 2-го ранга включительно, поименно о каждом).

Весьма достоверными были его сведения относительно намерений японских военных – ближайших и перспективных. Уже в одном из своих первых донесений (от 2 (15) июля 1904 г.) он изложил план последующих наступательных операций Японии в Китае: «Японское правительство внушает общественному мнению, что Артур будет взят … не позже 7 июля … Вслед за тем 3-я и 4-я армии присоединятся к первой и второй армиям, окружат и уничтожат нашу Ляоянскую армию, затем немедленно займут Мукден, где остановятся на отдых до конца дождливого периода»[932]. Ошибся Бале только в сроках: сражение под Ляояном состоялось в августе 1904 г., Порт-Артур пал в декабре, а крупнейшая и решающая на сухопутном театре битва за Мукден произошла в феврале 1905 г., много позже сезона дождей. «Общее количество японских войск в Маньчжурии, по сведениям из японского Главного штаба, [в] настоящее время определяется в 350 тыс., – извещал он Павлова в конце ноября 1904 г. – … Под Мукденом маршал Ояма предполагает дать в ближайшем будущем еще одно большое сражение, затем приостановить операции до весны»[933]. Так и произошло в действительности.

Большое внимание Бале уделял вопросам политического, экономического и финансового положения Японии. Сведения на этот счет он получал из бесед с высокопоставленными чиновниками японского МИД, Министерства продовольствия, Главного штаба, руководителями военно-морского ведомства и владельцами крупных банков; в числе его конфидентов был один