Кто боится смерти - Ннеди Окорафор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мвита? – прошептала я, не замечая валявшихся кругом паучьих трупов.
Я обливалась потом, хотя дрожала от холода. Луйю подбежала и накрыла нас обоих рапой.
– Все хорошо, – сказал он, гладя меня по щеке.
– Это сделала я.
– Я понял, – сказал он со смехом. – Я ничего не почувствовал.
– Кто они такие? – спросила Луйю.
– Понятия не имею, – ответила я.
Что-то привлекло внимание Мвиты. Я обернулась и проследила за его взглядом. Луйю тоже.
– Ой, – сказала она.
Мертвые тела упали, державшую их веревку пережгло молнией. И теперь высохшие останки горели ярким пламенем. Таинственные казненные колдун и колдунья наконец дождались погребального костра.
К утру буря не стихла. То, что уже утро, мы смогли определить только по наладоннику Луйю. Она варила рис, собираясь добавить в него сушеную козлятину и специи, а Мвита копал сковородкой могилу на краю пещеры. Он настоял на том, чтобы делать это в одиночку.
Я подошла к груде приборов в дальней части пещеры. Мы избегали этих вещей еще сильнее, чем трупов. Это была старая техника обреченных людей. После этой ночи я была настроена смотреть судьбе в лицо.
– Что ты делаешь? – спросила Луйю, помешивая рис. – Неужели тебе не хватило…
– Отстань от нее, – сказал Мвита, прервавшись. – Кто-то должен посмотреть на это.
Луйю пожала плечами.
– Ну ладно. Я к этому хламу пальцем не притронусь.
Я усмехнулась про себя. Я ее прекрасно понимала, и Мвита, должно быть, чувствовал то же, что она. Но для меня – для меня это было страницей из Великой книги. Если я каким-то образом собираюсь ее переписать, то есть смысл взглянуть.
Вблизи жестяной запах старой проводки и дохлых материнских плат был сильнее. В песке валялись разрозненные клавиши и куски тонкого пластика от разбитых экранов и корпусов. Некоторые компьютеры были украшены – поблекшие бабочки, спирали и петли, геометрические формы. Большинство были одинаковыми, черными. Взгляд упал на устройство, похожее на очень тонкую черную книжку. Оно торчало между двух компьютеров, а когда я его вытащила и открыла, то с удивлением обнаружила, что экран уцелел. Устройство выглядело потрепанным, но, в отличие от остального, не старым. Размером примерно с мою ладонь. Задняя поверхность сделана из очень твердого вещества, странно похожего на черный древесный лист. На экране – ни царапины.
Все кнопки были черные, надписи давно стерлись. Я нажала на одну. Ничего. Нажала другую, и послышался звук журчащей воды. Я вскрикнула и чуть его не выронила. Экран зажегся, и появилось изображение травы, деревьев и кустов. Я тихо ахнула. Точь-в-точь место, которое мне показала мама. Место надежды. Дыхание перехватило, и я села возле кучи бесполезной трухлявой техники из прошлых времен.
Изображение двигалось, словно кто-то шел, а я смотрела его глазами. Через крошечные динамики слышалось пение птиц и насекомых, шорох листьев, по которым кто-то ступал и отводил их в сторону руками. Затем снизу медленно выплыл заголовок, и я поняла, что это большой наладонник с закачанной в него книгой. Она называлась «Путеводитель по запретным зеленым джунглям», а написана была некой группой, называющей себя общество великих исследователей знаний и приключений.
Вдруг изображение застыло и звук утих. Я стала нажимать на кнопки, но ничего не происходило. Устройство выключилось, и сколько бы я ни жала на кнопки, больше не реагировало.
Неважно. Я его бросила. Выпрямилась. Улыбнулась. Спустя несколько часов улыбнулось и небо. Буря наконец стихла. Мы покинули пещеру до рассвета.
За несколько следующих дней пути местность стала более холмистой. На земле среди песка стали попадаться клочки сухой травы. Здесь водились ящерицы и антилоповые зайцы – и очень хорошо, потому что наши запасы сушеного мяса иссякли. Встречались деревья с толстыми стволами, названий которых я не знала, и все больше и больше пальм. По ночам было все так же холодно, днем – относительно тепло. И, к счастью, гроз больше не было. Конечно, есть вещи и похуже.
В Великой книге есть главы, которые не включены в большинство изданий. Потерянные страницы. У Аро они были. На Потерянных страницах подробно говорится о том, как океке, веками копошась во тьме, стали безумными учеными. Там рассказано, как они изобрели старые машины: компьютеры, водоуловители, наладонники. Изобрели способы делать себе двойников и сохранять молодость до самой смерти. Они выращивали пищу на мертвой земле, они вылечили все болезни. Живущих в темноте океке переполняла необузданная созидательность.
Океке, читавшие Потерянные страницы, стыдятся их. Нуру любят их цитировать, когда хотят напомнить, что океке от природы порочны. В темные времена океке, может быть, и вели себя сомнительно, но сейчас они стали гораздо хуже.
«Жалкий ничтожный неразумный народ», – думала я, подходя к первой из многих деревень у границы Королевства Семи рек. Я могла понять их чувства. Всего несколько дней назад я чувствовала то же. Запредельную безысходность. Не найди мы ту пещеру с трупами, пауками и разлагающимися компьютерами, мне, возможно, захотелось бы присоединиться к ним.
В этих деревнях жили океке, которым было слишком страшно и бороться, и бежать. Трусливые люди, мой отец легко их истребит, когда двинет армию на восток. Они ходили, опустив головы, шарахаясь от собственной тени. Выращивали печальный вялый лук и томаты на почве, принесенной с речного берега. Возле своих домов, сложенных из глиняных кирпичей, они сажали красно-коричневые восковые растения, а потом высушивали его и курили, чтобы забыться. От этого глаза делались красными, зубы коричневыми, а кожа пахла навозом. Питательной ценности эта трава не имела. Конечно, именно она хорошо росла на здешней почве.
У детей были большие животы и застывшие лица. Шелудивые собаки, рыскавшие повсюду, выглядели так же жалко, как и люди. Мы видели, как одна из них ела свои же испражнения. И время от времени, когда менялся ветер, я слышала, как вдали кто-то кричит. Названий у этих деревень не было. Омерзительно.
Все, даже дети, носили висячую серьгу с черными и синими бусинами в верхней части левого уха. Это было их единственное украшение, единственный намек на культуру.
Мимо первой группы хижин мы прошли незамеченными. Вокруг нас были океке – уныло бродили, спорили, спали на обочинах, плакали. Мы видели мужчин, у которых не хватало руки или ноги. Возле некоторых хижин лежали люди с гноящимися ранами – при смерти или уже мертвые. Я увидела беременную – она сидела на пороге хижины, истерически смеясь и сгребая руками землю в кучу. Мои руки зачесались, и я ощутила нервную дрожь.
– Оньесонву, как ты себя чувствуешь? – спросил Мвита, когда мы миновали последнюю хижину.
В полумиле была еще одна деревня.
– Зов здесь не так уж силен, – сказала я. – Кажется, эти люди не хотят исцелиться.