«Господь дарует нам победу». Русская Православная Церковь и Великая Отечественная война - Михаил Витальевич Шкаровский

отец Иларион и поцеловал стопы святителя, после чего святитель Никита стал невидим». Отец Иларион рассказал о видении настоятелю, и тот в свою очередь, доложил митрополиту Сергию. Экзарх лично приехал в Векшни, расспросил старца Илариона и распорядился перед началом каждой службы при открытии раки святителя Никиты священнослужителям выходить из алтаря и прикладываться к деснице святого. По обе стороны раки во время службы стояли рипидоносцы, за часами был установлен возглас священника: «Молитвами святителя Никиты нашего, Господи Иисусе, помилуй нас!». С тех пор храм во время богослужения всегда был переполнен народом. Вплоть до 24 ноября 1944 г. находились мощи святых в Векшнях, а затем при содействии советского командования были возвращены отцом В. Николаевским в Софийский собор Новгорода[631].

В Эстонии в 1944 г. также проводилась душепопечительная работа среди военнопленных и беженцев. Например, эвакуировавшийся из Гдова священник Ливерий Воронцов, по благословению архиепископа Нарвского Павла, «стремясь облегчить страдания находящихся в плену советских людей», в Пасху 1944 г. совершил богослужение в лагере военнопленных близ Таллина, а в городе Вильянди вместе с участниками благотворительного общества «Русская помощь» организовал православный приход, доходы от проведения служб и треб в котором составили фонд помощи особо нуждающимся в поддержке русским беженцам. Служивший в 1941–43 гг. в молитвенном доме на станции Антропшино под Ленинградом протоиерей Иоанн Успенский после эвакуации в Эстонию, будучи приписан к Никольской церкви Таллина, обслуживал беженцев и т. д.[632]

В воспоминаниях известного петербургского протоиерея Василия Ермакова рассказывается о помощи православного духовенства угнанным на территорию Эстонии в лагеря русским людям (в числе которых был и подросток Василий): «В лагере Палдиский в Эстонии, куда нас пригнали 1 сентября, было около ста тысяч человек. Там было наших орловских около десяти или двадцати тысяч, были и красносельские, петергофские, пушкинские, их привезли раньше. Смертность была высокая от голода и болезней. Мы прекрасно знали, что нас ожидает, что будет. Но нас поддерживало таллиннское православное духовенство: в лагерь приезжали священники, привозили приставной престол, совершались богослужения. К нам приезжал в лагерь приснопоминаемый мною протоиерей отец Михаил Ридигер, отец Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II. Служил он с сегодняшним митрополитом Таллиннским и всея Эстонии Корнилием. Я хорошо помню, как они совершали литургии в военно-морском клубе, хор был из лагерных. Люди причащались, была торжественная служба. И я здесь ощутил еще более и понял, что не только у нас в краях орловских так молились. Посмотрел и увидел, что все приехавшие из Красного Села, Пушкина, Петергофа, все они молились, пели, и явственно ощущалась благодать Божия. У меня была икона Спасителя (она до сих пор цела), которой успел благословить меня с сестрой моей Лидией отец. И я в лагере ставил ее на камень и молился, как Серафим Саровский»[633].

Известие о смерти Патриарха Московского и всея Руси Сергия германские власти встретили предупреждением, чтобы оно не было ничем отмечено. Под их давлением архиепископ Даниил 9 июня издал распоряжение о запрещении общественного поминания усопшего. Как и ноябрьское постановление, это указание встретило массовое сопротивление духовенства не только в Ленинградской епархии, но и в Прибалтике. Так, Нарвский Епархиальный совет 23 мая 1944 г. признал неканоничным прекращение поминания имени Первосвятителя и решил продолжать возносить его, а 22 июня вынес свое суждение о распоряжении экзаршего наместника от 9 июня, что оно «не согласно с духом Православной Церкви»[634].

38 приходов, окормляемых архиепископом Нарвским Павлом, поминали Патриарха и в 1944 г., вполне лояльно встретив советские войска. Митрополит Александр (Паулус) с группой из 22 эстонских клириков из Таллина уехал в Германию, а позже – в Швецию. В Литве архиепископ Ковенский Даниил в июле 1944 г. издал циркуляр об эвакуации духовенства в индивидуальном порядке без семей и имущества, но его выполнили немногие. Сам владыка вместе с настоятелем Ковенского собора протоиереем Герасимом Шорецом и еще несколькими клириками в июле эвакуировался в чешский город Верниград. Позднее – 30 декабря 1945 г. он восстановил общение с Московской Патриархией и был назначен архиепископом Пинским и Брестским. С отъездом архиепископа Даниила из Литвы экзаршим наместником автоматически стал епископ Рижский Иоанн. В Латвии значительная часть православных священнослужителей была эвакуирована в Германию. Еще 31 марта 1944 г. Восточное Министерство в телеграмме указало руководству РКО: «В случае, если эвакуация Остланда станет необходимой, Вы должны в любом случае позаботиться о том, чтобы не оставлять православное духовенство и особенно высших сановников с целью исключения возможности их пропагандистского использования Советами»[635].

В октябре 1944 г. по приказу немецкого командования в окружении автоматчиков «Остланд» покинули митрополит Августин (Петерсон), епископ Иоанн (Гарклавс) и с ними около 25 священников[636]. Архимандрит Кирилл (Начис) так писал об обстоятельствах отъезда епископа Иоанна из Либавы: «Как позже мне рассказывал диакон Михаил Яковлев, также бывший в это время с владыкой и сопровождавший позже Тихвинскую икону вместе с ним в Германии и Чехословакии, уезжать с родины владыка Иоанн не хотел, говоря: «Зачем я поеду туда, где и кем я там буду», высказывая желание остаться в Латвии, каким-нибудь образом избежав эвакуации. Владыка хотел спрятать икону и никуда не ехать, тем более, что Курляндия к тому времени была полностью окружена советскими войсками. Однако обстоятельства, судьба святыни и сопровождавших ее сложились иначе» (чудотворная Тихвинская икона Божией Матери была возвращена в Россию из США только в 2000-х гг.)[637].

Таким образом, Прибалтийский Экзархат фактически прекратил свое существование. Сыгранная им в годы войны роль, несомненно, была очень значительной и, в первую очередь, как база для развития интенсивного процесса церковного возрождения на Северо-Западе России.

4. Деятельность Псковской православной духовной миссии и церковное возрождение в русских областях прифронтовой полосы

Религиозная жизнь на оккупированной территории России в годы войны существенно отличалась от той, что была в Прибалтике. Все российские области, захваченные германскими войсками, считались прифронтовой полосой и управлялись военной администрацией, которая во многих случаях на практике смягчала принятую нацистскими ведомствами линию в отношении Русской Церкви. Особенно благоприятная, по сравнению с другими территориями, ситуация была на Северо-Западе России, где успешно и очень эффективно действовала так называемая Псковская православная духовная миссия, ставшая исключительным явлением всей церковной жизни страны в период оккупации.

Создателем Миссии был Экзарх Прибалтики митрополит Сергий (Воскресенский). Он быстро осознал необходимость ее образования, прежде всего, вследствие многочисленных письменных и устных просьб о присылке духовенства, поступавших от населения оккупированных районов Ленинградской области. Так, по воспоминаниям священника-миссионера Георгия Тайлова, когда русские из Пскова приехали к своим родственникам в