Дети грозы. Книга 3. Зови меня Смерть - Мика Ртуть

— …прямо в Ургаш, говорю вам! Во, глянь! — Букес дернул себя за куцую косицу. — Седой, как есть седой! Никогда не боялся. Шис! Да что там. Плотник, скажи!

— Угу. Верно, — просипел низкорослый стражник с длинным серым рубцом на горле, поглаживая неизменный топорик. — Ты против Трехрогого вышел. Один.

Остальные трое, не такие закаленные ветераны, уважительно закивали, хоть и слышали историю о том, как Букес завалил на арене непобедимого быка по прозвищу Трехрогий, не меньше дюжины раз.

— А что видел-то? — не выдержал молодой солдат с раскосыми глазами и парами тонких косиц на висках, по моде морских пиратов.

Букес глянул на него исподлобья, хмыкнул.

— А ничего. Исчез Рябой. Шагнул за черту, и все, нет его. — Букес опустил взгляд, поковырял каблуком вязаный из лоскутов коврик и продолжил: — Страшно, когда не знаешь, откуда удар. С Трехрогим-то оно просто было. Быстрый и сильный зуржий сын, но все равно бык же, а с быком все понятно. А если против тебя незнамо что? Вот что ни говорите, а магия эта вся не для простого человека. Шеры вон жалуются, что Двуединые их лишили благословения, а может, оно все не так? Может, наоборот, без магии-то оно лучше будет? Просто и понятно. Честная сталь против честной стали, а не эти их закорючки.

Шельма под своей шалью вздохнула. Просто и понятно. Когда-то она тоже думала, что без дара все стало бы просто и понятно. Пока учитель Нье не показал, что это такое, жизнь без дара. Не слепота, не глухота. Хуже. Ровно как бродить среди бесплотных призраков вещей, людей, солнца и неба.

— Эй, Шельма, чего не спишь? Припомнила чего? — обернулся к ней Плотник.

Сибу не ответила, только закряхтела и свистнула носом, словно во сне.

— Оставь старуху, — проворчал Букес. — Пусть хоть она поспит.

— Чего за Шельму заступаешься? Или мешок золота тебе нагадала? — беззлобно просипел Плотник.

Бездумная подначка неожиданно сильно задела нити вероятности, тени затрепетали, заплакали, Ургаш дохнул отчаянием. Тонкая, как отравленная шпилька, мальчишеская фигура двигалась пятном тьмы в золотом ореоле: Сибу видела отмеченного Хиссом и Райной лучше, чем наяву. Вот юноша выспрашивает уснувшего под гибискусами нищего, вот скользит вдоль стен, невидимый бессонному патрулю, вот просачивается в заднюю дверь. А вслед за ним, сквозь прожженную тьмой дыру, вливаются в некогда защищенный дом тени, прошлое и будущее танцуют свадебную микё, обмениваясь масками…

Этот клиент не спросит о деньгах и не заплатит деньгами. Он несет в уплату за предсказание смерть и он не уйдет просто так, как не уйдут просто так тени.

Сибу трясло. Холод и страх сковали ее, не позволяя ни бежать, ни кричать. Только видеть и думать, перебирать паутинки в извечных поисках той, что выведет пусть не к свету, хоть к жизни. Но нити рвались и таяли, стоило сыну Брата и Сестры коснуться их.

— Эй, Шельма! Да Шельма же! Что с тобой? — издалека звали незнакомые голоса. — Проснись, Шельма! Букес, что делать?

Беспокойные руки тормошили ее, обжигали, клочки чужих судеб вплетались в раздерганную ость предопределенности. Она не хотела видеть и слышать смерть, загораживалась обрывками паутины, но нити расползались в ее руках, слишком тонкие, чтобы выдержать взгляд сразу обоих богов.

Словно ниоткуда раздалось хриплое карканье:

— Не смотри, эй! Не север, не запад. Не желай ни звезды, ни окружья, ни злата, ни меди. В алом терне упавшая цепь королевы, не играй с ней, забудь льда и пламени танцы. Сгинь! Исчезни! Погасни! Фонарь и веревка, чешуя, черепок, ость и узел…

Карканье перешло в хриплый шепот, и только когда последние слова упали в перепутанную пряжу, свивая ее в новый узор, Сибу поняла, почему молчат испуганные стражники. Снова Мертвый бог говорил ее голосом. Говорил с сыном Двуединых, что сейчас доставал из тайника в спальне фиал с фейской пыльцой, совал в карманы коробочки и баночки с настойками.

Смерть отступила. Вновь отступила, как первый раз, шестьдесят лет назад, когда восьмилетняя дочь купца с острова Умо забралась на мачту готового к отплытию отцовского корабля и кричала на всю пристань, сама не понимая, что и зачем кричит. Но отец ее не поплыл на том корабле и не попал в разразившийся ночью шторм. Зато на следующий день после того, как обломки корабля принес прилив, пришел Старейшина и велел шеену Такаими отдать дочь в общину Серых Дев. И маленькая Сибу сбежала. Она всего раз видела одну из Дев рядом со Старейшиной, и потом месяц не могла спать спокойно, все ей виделись пепельные, выжженные глаза на бесцветном лице Серой — на ее лице.

Сибу не стала просить родителей, чтобы ее оставили дома, потому что знала: бесполезно. Никто в Полуденной Марке не посмеет ослушаться приказа Старейшины, даже если он потребует голову наследника рода. Если же речь идет о девочке, годной лишь на продажу, отец и думать не станет о ее просьбах. А мать не заступится — ее дело кланяться и исполнять повеления супруга.

Тогда впервые Сибу пошла за самой красивой и яркой ниточкой, что потянулась от ее порога к кораблю чужестранцев. За ниточкой, обещающей жизнь, а не служение Старейшинам. Теперь же она сама пряла из паутинок нить, способную выдержать еще год или два — дальше Сибу не заглядывала, опасаясь повредить пряжу.

За те пять ударов сердца, что она глядела на растерянных стражников и призрак спасшего ее корабля, Ткач Теней забрал все необходимое и собрался покуситься на лишнее.

— Здесь! Он здесь! — закричала Шельма.

Стражники подскочили от неожиданности. Молодые потянулись к амулетам, двое ветеранов выхватили оружие и встали по обе стороны от Сибу.

— Где? Где, Шельма? Ну? — хрипнул Плотник.

— Северный ветер ответит страннику, восточный даст покой! — почти пропела Сибу звонким молодым голосом. — Высокий форт падет, шесть глаз паука ослепнут, глядя на закат! Лети, не приземляйся, стриж! Полдень! Узел и полдень!

Давно забытое веселье охватило Сибу шель Такаими. Сын двух богов ушел — ему не пришлось спрашивать, не пришлось убивать. Видение мертвого Букеса, Плотника и остальных стражников растаяло, затканное новыми нитями.

Сбросив пестрые покрывала, старуха с глазами девочки закружилась веретеном, наматывая пряжу, тонкую пряжу судеб, сплетая оборванные нити в новые узоры…

— Зуржье дерьмо! Она сошла с ума! Букес, да держи же!

— Оставь ее, Плотник. Пусть капитан Лопес сам разбирается, не наше это дело.

— Она спугнула хиссово отродье!

— И слава Светлой! Ты жив, чего тебе еще?

— У нас приказ!..

— …удача!..

— …снимите с меня эти тряпки…

— Срочно выпить…

Пять голосов слились в невнятный гул, зашумели прибоем. Как когда-то давно, волны лизали сваи дома, пели колыбельную, рассказывали ведомые только им истории. Прошлое казалось будущим, а веретено пело в руках древней старухи, вторя забытой сказке о золотом драконе и злой колдунье.