Тридцать седьмое полнолуние - Инна Живетьева

– А врут, что тут все время дожди.

Ник не ответил. Сел через проход напротив Дёмина. Что за комедию ломает л-рей? Улыбается, а глаза такие, будто на мушке держит.

– Значит, про погоду ты говорить не хочешь. Ладно, давай тогда, начинай.

– Что именно?

– Ну, что вы обычно делаете? Плачете-канючите. Ай, я такой хороший, мир без меня опустеет.

Ник молчал. Это действительно шанс или л-рей просто издевается?

– Главное, убедительно и жалостливо. Чтоб на слезу пробило. Про папу-маму можно и маленьких братиков-сестричек. Есть у тебя братики?

– Нет.

«Спокойно. Первый раз, что ли? Вспомни комиссию по “королевской квоте”», – приказал себе Ник.

– Значит, единственный сын и наследник. Тоже неплохо. Трогательно. А родители кто?

– Уже никто. Погибли.

– Вот видишь, у тебя получается. С кем живешь?

– С дедом.

– Бедный одинокий пенсионер, внук – свет в окошке и будущий кормилец? Так?

– Не совсем. Мой дед – Леборовски. Полковник в отставке, потомственный дворянин, член Городского совета.

– Ух ты! Да ты голубых кровей! А родители утонули, плавая на собственной яхте? – В голосе л-рея явственно слышалась издевка.

– Нет.

«А если бы я помнил? – подумал Ник. – Маму, отца. Денека. “…звели сплятались в кусты”. Если бы не просто знал, разумом, что они сгорели в том автобусе, а чувствовал?»

– Ты неразговорчив. Зря. – Дёмин сплюнул за борт. – Я решаю твою судьбу. Забыл?

Ник отвернулся и стал смотреть на узкую улочку вдоль канала. Шли люди, ярко, пестро одетые. Громко болтали. Фотографировались возле чугунных ворот. Промчались двое мальчишек на роликах. Денек сейчас был бы их ровесником.

– Завидуешь? – спросил л-рей.

– Кому?

– Ну, этим. Идут, куда хотят. Делают, что хотят.

– Наверное, да.

Л-рей презрительно скривил губы.

– Быстро ты спекся. На несколько дней закрыли, и уже готов. А если вот так, пока не сдохнешь? Из года в год на цепи по кругу бегать, а?

У Ника сдавило горло. Запах мокрой шерсти, рычание и хруст…

– Я – оборотень?! Скажи!

«Нет, только не это, пожалуйста!»

Л-рей подался к нему, вглядываясь в лицо. Нику вспомнился спортзал, заполненный белым светом. Как возник ареф с автоматом и так же, в упор, наставил ствол.

– Значит, вот чего ты боишься. Забавно, – ухмыльнулся Дёмин.

«Сволочь», – подумал Ник, плотнее обхватывая поручень. Железо мелко дрожало под пальцами.

– А чего так? Симпатичные зверушки, – продолжал изгаляться л-рей. – Бегают себе по лесам, кто за зайчиками, кто за охотниками. Хвостик, ушки, все дела.

– Да? А зачем тогда ты его убил? – не выдержал Ник.

Дёмин удивился:

– Кого?

Бросил ему в лицо:

– Фаддея Раймирова. Помнишь?

Ухмылка пропала.

– Так… – протянул л-рей. – Очень интересно. Откуда ты про него знаешь?

– Из газет. Зачем ты это сделал? Не мог просто оставить его УРКу?

– А может, я хотел, чтобы он сдох человеком?

– И поэтому отправил Раймирова в разъяренную толпу. Где его и других парней затоптали насмерть. Отлично!

У Дёмина на щеках проступили красные пятна, он сказал ледяным тоном:

– Ты забываешься, Яров.

Да, наверное, подумал Ник, но его уже несло:

– А ты смотришь как палач. Будто расстреливать собрался.

Дёмин изогнул бровь.

– Какие сравнения! Языком бы трепал поменьше, ты… золотая молодежь. Начитался книжек, думаешь, умным стал? Тебя ж в гимназию на собственном авто возят, чтобы не дай бог с быдлом не пообщался. Няньки, слуги, гувернеры. Кто ты такой, чтобы судить меня за Фаддея Раймирова? Чтобы вообще судить меня?!

«Он знает», – у Ника холодком прошло вдоль позвоночника. Но сразу затем подумал с облегчением: пусть. Так честнее.

– Запомни, в любом случае решать буду я. Это дело л-рея – как обходиться с проклятиями. С любыми. Это мое право.

«Или не знает?» Мир распадался на части, это немыслимо было совместить: только Дёмин может спасти, а он, Ник, должен его убить.

– Ты трус, Яров. Я вижу.

Теплоходик развернулся, подставив солнцу правый борт, и Ник только сейчас заметил, какого землистого цвета лицо у Дёмина.

– Ликвидации боишься, да? Фигня. Один укольчик, и каюк. Гуманно. Это раньше: засмолили в бочку, дровишками обложили, а потом для гарантии пепел по ветру. Простые времена были! – Дёмин засмеялся, очень неприятно, как железом по стеклу. – А сейчас тебе и клиника со всеми удобствами, и медсестричка с сиськами третьего размера. Только тебе на эту медсестричку насрать будет. Тебе на все будет насрать! Знаешь, как их там содержат? В стеклянных боксах. Вот так коридор, а вот так боксы, на просвет. Лежат, слюни пускают.

У Ника дернулась щека, он не сумел справиться с собой, слишком ярко привиделось лицо белобрысого Янека с дебильной улыбкой.

– Страшно тебе, – сказал Дёмин утвердительно. – Дурак! Ты не знаешь, чего на самом деле нужно бояться. Хочешь, расскажу? Там, в клиниках, они тоже все гуманисты. Раз в месяц тебя будут будить. На прогулку отпускать. В вольер. Дворик, деревца, тропинки. Вышки с охранниками. И ты все будешь понимать. Знать будешь, что через несколько часов снова превратишься в тупое животное, которое умеет только жрать через трубочку и ссать через трубочку.

Ник стиснул зубы, чтобы не крикнуть: «Прекрати!»

– Ты будешь ходить по вольеру и думать: почему – именно тебя? За что? Ты же такой хороший мальчик! Ты же ни в чем не виноват! Какая сволочь л-рей, правда? Не захотел спасти. Ну! Давай, скажи это! – крикнул Дёмин.

«Я же могу его убить…»

– А мне кому это сказать? Мне самому это – за что?! Почему я вас вытаскивать должен, а сам в клинику? Ты хоть раз думал, куда деваются л-реи, если не повезло сдохнуть? В таких же стеклянных боксах лежат. Смешно, правда?

Теплоходик нырнул под широкий мост. Замелькали над головой железные балки.

– Молчишь, – сказал Дёмин, когда снова вспыхнуло солнце. Ярость его прошла, и сейчас л-рей сидел, сгорбившись. – В спецклинику, значит, не хочешь. А кому-то придется. Вас слишком много.

– Ты… сколько возьмешь?

Л-рей хмыкнул.

– Здравствуйте, заговорил. Какая тебе разница сколько? Главное, попадешь ли. Так ведь?

«Сволочь».

– Да, – сказал Ник против своей воли.