Перезагрузка времени - Отто Шютт

– Оттуда кто-то выходил, значит, там воздух, ― доказывал он машине. ― Датчик врет. Мы далеко от края астероида, рядом с сектором D.

– Там вакуум, ― упрямился Шуруповерт.

Сергей прощупал зазоры и стыки, чтобы определить дует оттуда или нет. Задев какой-то скрытый датчик, он активировал голографическую панель. Система идентификации сообщила об ошибке авторизации и запросила пароль. Покопавшись в коммуникаторе, он отыскал ключ-код, сбрасывающий систему до заводских настроек. После ввода цифр дверь открылась.

Приступ тошноты ударил под дых. Посередине комнаты лежала распаханная плоть. Кишки, обломки ребер, вывернутая челюсть. Вонь еды на всех стадиях разложения. Из этого ассорти взбитых органов торчала труба, как десертная ложка, воткнутая в подтекший муссовый торт. Свидетелями, а может, непосредственными участниками кровавой мессы были два инопланетных уродца, притаившихся в дальней нише. В их фасеточных глазах, размером с тарелки, множилась кровавая жуть. Это были космические скафандры, которые он от страха принял за инопланетных чудищ.

Покойник. Кровища. Инопланетяне. В голове бабахнуло. Ища опоры, Сергей подошел к зеркалу. Уперся лбом, высматривая в своем отражении крепость духа, которую так хотелось обрести, чтобы внутренне быть похожим на родителя.

– Человек за стеклом, ― оживился всевидящий робот, вкатившийся следом.

– Отец, это ты? ― Сложив ладошки колодцем, Серж прильнул к зеркальной поверхности, через которую тщетно пытался заглянуть за отражение собственного глаза. ― С ним все в порядке? Что он делает?

– Стоит напротив и машет руками.

– Он видит нас!

Серж подышал на стекло, и на запотевшей поверхности вывел: «АПАП».

– Он кивает, ― подсказал механик.

Вход в зазеркалье, очевидно, осуществлялся через вращающийся цилиндр, на открытой стороне которого стоял забрызганный кровью поднос с водой и пищевыми батончиками. Когда цилиндр проворачивался, то закрывал одну сторону и открывал другую, таким образом предмет или человек оказывался внутри камеры или вне ее. Провернуть цилиндр вручную не удалось. Не придумав ничего толкового, Серж, еле сдерживая приступ рвоты, вытянул из мясного пюре обрубок трубы и шарахнул им по стеклу. Гудящая труба, окропив зеркало алыми брызгами, выскользнула из рук. Ни трещинки, ни вмятины.

– Шуруповертик, сможешь разбить?

– Бронированное стекло-экран поддается атомарной резке.

– Так разрежь.

– Это энергозатратная процедура, моих батарей может не хватить.

– Все равно начинай.

Клешни-зажимы сменила липучка, которую робот прикрепил к зеркальной глади. Резак завращался. Вгрызаясь в атомную решетку, скальпель слой за слоем углублялся в толщу стекла, сея вокруг горячую хрустальную пудру.

Пока механик вскрывал аквариум, Серж изучал единственный предмет мебели. В нижних ящичках стола нашлись кипы пронумерованных детских фотографий. Мальчики и девочки жизнерадостно улыбались и всячески дурачились, шлепая по пальцу того, кто держал динамичное фото, или строили смешные рожицы. Дети были похожи друг на друга, как родные брат и сестра. В верхнем ящичке, среди пищевых батончиков прикорнул штык-нож. Грозное на вид оружие с зазубринами и обтекаемой рукояткой, в которой давным-давно закончился заряд, принадлежал отцу. Подаренный братом нож неспособен разрезать даже тонкий лист металла, зато был незаменим в быту. По словам дяди Миши, трофей был захвачен им в неравной схватке с военным. Как именно ― неизвестно, так как при каждом пересказе версии разнились. Скорее всего, Мышь попросту нашел его. Теперь понятно, почему арестовали отца. Где это видано, чтобы вооружённый до зубов сапиенс разгуливал по городу?

Замедлившимися круговращательными движениями Шуруповерт продолжал заглублять скальпель. На игрушечном кожухе загорелась татуировка пустой батарейки.

– Давай же, мастер-ломастер, еще чуть-чуть, ― подбодрил он робота.

Равномерное вращение сменилось толчками и длительными паузами. После изнуряющего ожидания, во время которого Серж прикидывал, откуда стоит начать поиски Черного эфира, резак совершил полный оборот. Прошло невыносимых секунд тридцать, прежде чем робот ожил, выдернул стеклянную затычку и отключился ― уже окончательно.

Утомленные раскрасневшиеся огромные родительские глаза смотрели со счастливым трепетом и недоумением из облака нечесаных волос и пучковатой бороды. Непривычно было видеть отца в ярко-рыжем тюремном комбинезоне с отпечатанным на груди номером 122.

– Сережка, родной мой, сынок! Тебя тоже, да? ― Через проделанное отверстие он потянулся к сыну, прикусывая нижнюю губу и морща лоб. Плотно сжатые веки не смогли остановить прорывающиеся слезы. Схватил обеими руками за шею и повторял одно и то же: ― Сереженька, сынок!

Едкий запах грязи ударил в нос. Его держали в неволе, как дикого зверя.

– Папа! ― Сергей сдерживался, чтобы не пустить слезу. ― Осторожно, края горячие. Подождем, пока остынут.

– Ты в крови. Что с тобой сделали? Как ты? ― Тяжелая рука растрепала мягкие, точно осока, волосы, легла на плечо.

– Это не моя кровь, ― ответил сын, растерявшись от обилия вопросов.

– А я сон видел. Приснился ты мне. Каждую ночь снился… Как чувствовал, что увидимся. Сволочи они… ― нескладно тараторил отец, смахивая скатывающиеся в бороду слезы. ― Как Витя? А мама? С ними все в порядке? Ну же! Ну, не молчи! Как они?

– Все живы-здоровы.

– Они ушли, да?

– Куда? ― не уловил вопроса Серж.

– Арестовали только тебя? ― спрашивал отец, продолжая трепать сына.

– Папа, мы на Дэнкинсе. Меня не арестовывали и не похищали. Здесь что-то случилось. Когда я прорывался сюда, пассажиров эвакуировали. Повсюду хаос, стреляют. А я пришел за тобой, ― с расстановкой, не без гордости, объявил сын.

– Что? ― чуть слышно прохрипел Зилл.

– Пустые терминалы, стрельба, убитые. Я чуть не погиб в эвакуационной капсуле. Там такое было!

Отец обдумал услышанное и бесцветным голосом, будто не понял, о чем речь, спросил:

– Как ты оказался здесь?

– Папа? ― смутился Серж, словно родитель утратил здравый рассудок.

– Что ты здесь делаешь? ― повторил он вопрос, в котором послышалось разочарование.

– Достал билет и прилетел за тобой.

– Ты хочешь сказать, что бросил слепую бабушку, оставил без присмотра младшего брата?.. ― Не показалось: он огорчен появлением сына.

– Кристин и дядя Миша позаботятся о них.

– Они несамостоятельны, а Мишка и вовсе боится собственной тени! ― Отец разгорячился не меньше, чем опаленный обод отверстия в стекле. ― И не перебивай меня!