Времени нет - Рустем Халил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крючок для одежды возле обшитых дерматином деревянных дверей. Увидев его, Эдем вспомнил, что президент был здесь четверть века назад. Прочно вмонтированный в стену на уровне бедер чугунный крючок, на который можно повесить сумку, пока открываешь дверь. Означал ли он, что когда Наталья Владимировна начала преподавать у будущего президента, ей уже приходилось самой возвращаться из магазина с тяжелыми сумками?
Дверной звонок затрещал через силу, словно устал этим заниматься за десятилетие верного служения. Открывшая дверь девушка сразу же обвеяла гостя запахом жасмина и имбирного печенья. Увидев президента, она закрыла рот руками.
— Боже мой, она не врала!
— Я не глухая, — послышалось из квартиры. — И лгу только по выходным и в Прощенное воскресенье. Там тот, о ком я думаю?
Девушка кивнула, не сводя глаз с Эдема, как кролик из удава.
— Все в тебе хорошо, детка, только никак не поймешь, что я не слышу твоих кивков, — продолжил голос. — Закрой дверь в комнату, веди гостя на кухню, стал чайник, вынимай пирожное, а я сейчас подойду.
Девушка подчинилась. Эдем разулся и двинулся за ней. Пол застонал под его ногами, и он подумал, что за эти дни оказывается в чужой кухне уже во второй раз.
Колебавшийся на неровном полу стол. Старый холодильник в углу. Деревянные табуреты. Большая фотография на стене. Казалось, все изменилось с тех пор, как Антоненко приходил сюда студентом. Остался только пейзаж в окне — яблоневый сад, ныне увешанный медными монетами.
Девушка наполнила электрочайник и суетливо собирала на стол, пытаясь за ловкостью скрыть смущение. Эдем прислонил палку к стене, положил пакет с книгами на свободный табурет, но не спешил садиться — рассматривал фотографию. Человек лет тридцати пяти. Тонкие губы и широкий лоб добрались ему от матери. Фотограф щелкнул через минуту до улыбки.
— Это фото повесили еще при его жизни, — сказала девушка, оглянувшись в сторону двери и понизив голос. — Как в старину — пошел в ателье, чтобы сделать снимок маме на память. Но лучше не расспрашивайте Наталью Владимировну о сыне. Не надо ее огорчать лишний раз.
Эдем кивнул. Он выхватил из памяти только отблеск далекого воспоминания: Наталья Владимировна была разведена с мужем и сама воспитывала сына больше ничего.
— Она учит студентов дома?
— Только меня. Я помогаю ей по хозяйству. Мне не тяжело — я живу этажом выше. Она же учит меня. Правда, не знаю, понадобится ли мне в жизни экономика, — я вообще собираюсь стать юристом. Папа говорит, лишние знания — это как гаечный ключ на шестнадцать: годами лежит без дела, но обязательно понадобится в нужный момент.
— Сравнения у твоего папы замечательные.
— Но если вы, как президент, скажете, что лишние знания не стоят потраченного на них времени, это будет карта, которую ему ничем не перебить. Вы любите черный чай или фруктовый?
— Я за черный чай, гаечные ключи и отцовскую мудрость. А вот относительно профессии юриста, рекомендовал бы еще изрядно подумать.
Вода закипела. Девушка достала из шкафа расписанный цветами фарфоровый чайник и заварила заказанный напиток.
— Ну вы же президент, вам следует говорить только правильные вещи. Никто из президентов не скажет: показался тебе тот Адам Смит, лестница лучше в кино с парнем.
Из другого шкафчика девушка достала кремовое пирожное в одноразовой упаковке. Переложила его на тарелочку и поставила перед гостем.
— Я не буду есть одного-единственного пирожного, тем более в компании дам, — возмутился Эдем.
— Не беспокойтесь. Наталья Владимировна не ест сладкого, а я уже месяц каждый день съедаю такое пирожное — уже надоело. Не пропадать же ему. Тем более, я изучаю экономику, а экономика должна быть экономной. Слава Богу за хорошую наследственность — жирные бока мне не угрожают.
— А зачем же Наталья Владимировна покупает его?
— Как зачем? Для вас. С тех пор как месяц назад Наталья Владимировна решила, что вы посетите ее, я каждый день покупаю свежее пирожное.
Она пыталась месяц назад связаться с президентом? Эдем надел скафандр и нырнул в море чужой памяти, но не нашел там никаких признаков, что президент знал об этом. Он бродил взглядом по кухне и вдруг понял: она и не смогла бы связаться. Между простым смертным и президентом огромная пропасть, которую не заполнить привилегией прошлого.
Не сумев достучаться до своего бывшего студента, достигшего таких высот, Наталья Владимировна решила подойти к вопросу творчески — пригрозила терактом, поставив глупое условие. В худшем случае ею займутся правоохранители, необычное дело получит огласку — и, может, президент вспомнит, кто такая Щукина и однажды постучатся в ее дверь.
Наталья Владимировна оказалась отличным стратегом.
Она появилась перед ними в розовом платье с оборками и запахом духов из далекого прошлого, протянула руку Эдему для поцелуя. Он встал и придвинул ей табурет.
— Это был октябрь, Наталья Владимировна, я пришел к вам со схемой дипломной работы и двумя такими пирожными.
— И съел оба.
Они засмеялись, и девушка подхватила их смех.
— Надеюсь, вы тоже любите сладкое. Леся, ты взяла фарфоровый чайник?
Он мог понять это еще в ту минуту, когда Наталья Владимировна вышла из полутемного коридора в открытую полуденному солнцу кухню, мог и догадаться — из ее дымчатых очков и осторожного прикосновения к табуретке перед тем, как сесть. Однако только теперь, когда она заговорила — не поворачивая головы ни к девушке, ни к нему, о чайнике, который стоял у нее перед глазами, — Эдему стало ясно: Наталья Владимировна потеряла зрение.
Рассматривая ее схваченные в пучок седые волосы, морщинки у рта и янтарные серьги, Эдем почувствовал горькую нежность. Наталья Владимировна вдруг предстала не только мудрой профессоршей из прошлого президента Антоненко, но и стала частью его, Эдемовых, воспоминаний.
— Именно его. И заварила черный чай.
Леся оперлась на край