Времени нет - Рустем Халил

На ее губах играла улыбка охотницы на змей, которая играет с потерявшей жало коброй. Не каждый день приходится быть искренним с президентом, не боясь последствий.

— Вся моя жизнь — это один упущенный шанс, — Эдем зачерпнул воду в ладонь и следил, как она течет сквозь пальцы. — Да не отнимайте его у людей, которых еще можно спасти, у детей. Война приучила нас к негативному сальдо в ежедневном уводе жизней, а у вас есть шанс хотя бы один день закончить с положительным балансом.

— Если бы вы сохранили такие речи для толпы, у вас был бы шанс на второй срок, — Ахат вернулась к выходу. Но, учитывая скорость, с которой она несла себя, это еще не означало, что диалог завершен.

— Я не понимаю, — пробормотал Эдем. — Как можно отказаться от возможности дарить людям жизнь?

— Я же не учу вас владычествовать, — ответила Ахат, не оборачиваясь и не унимая шагу. — Хотя тоже не понимаю, как можно стать президентом и отказаться от подаренного стране шанса ради личной наживы.

Эдем последовал за ней.

— Я же вам сказала, что преимущество бизнеса — честность целей. Меня не интересуют судьбы чужих мне людей: я им ничего не должна, и в трудную для меня минуту никто из них руки не подаст. В наших отношениях с обществом все прозрачно. Мне важны деньги, но их у меня хоть храм из купюр строй. Можно было бы все покинуть, купить остров в Тихом океане, целые дни пить коктейли на пляже и взяться наконец за книги из своей библиотеки. Но есть что-то важнее денег — семья. Это из-за нее я здесь, а не на острове. Вот о ком я должен заботиться, вот кто позаботится обо мне. Да и первую аптеку я открыла потому, что не могла найти отцу редкое лекарство. Не десять тысяч чужих жизней мне нужны, а десять родных. Если бы каждый придерживался правила заботиться о своих близких, мы бы уже жили в другом мире.

— Наверное, в Средневековье, где сила, оправданная заботой о близких, одерживает верх над справедливостью и даже правом.

Ахат шла так медленно, что когда она остановилась, Эдем не сразу заметил.

— Кстати, о праве. Я знаю, чем вы можете меня заинтересовать.

— Да.

Ахат перекочевала во рту предложение, как карамельку. Что-то фальшивое было в ее замысле, и Эдем вдруг понял: она готовила этот вариант с самого начала, еще не зная просьбы президента. Теперь клиент созрел, и можно брать его тепленьким, не опасаясь, что он будет торговаться.

— Мой меньший на днях вскочил в беду. Ничего серьезного, но все же неприятно. Винят в коррупции, хотя, конечно, мальчик не виноват. Мы можем развалить дело в суде, но понимаете, доводить до суда не хотелось бы.

— Понимаю: пятно по фамилии.

— Легко смыть уксусом, но все же пятнышко. А это неприятно. Поэтому если Антикоррупционная прокуратура закроет дело против моего сына, а вы внесете лекарство от поражения Митча в программу господдержки, я даю вам слово бизнесмена, что начну производство. В том, что я не терплю лжи, вы уже убедились.

— Антикоррупционная прокуратура…

— Ага, Леонид Мостовой. Не тот человек, с которым можно договориться, однако, возможно, президенту это под силу. Но имейте в виду — если кто-нибудь узнает о нашем с вами соглашение, я разрываю его в одностороннем порядке. Никто не должен думать, что Ахат может пойти на уступки в бизнесе ради спасения своих близких.

— Я понимаю. Это означает, что они под ударом всегда.

Ахат протянула ладонь, готовая заключить сделку. Эдем попался, как котёнок на солнечном зайке.

— И чтобы вы понимали, что я честна с вами: рекомендую привлечь к процессу производства уважаемую общественную организацию или фонд, чтобы последующая после вас власть, которая захочет убрать лекарства из программы господдержки, столкнулась с таким общественным сопротивлением, о котором можно и зубы раскрошить.

Эдем принял соглашение.

Пожимая ему руку, Ахат не сдержала улыбки.

— Гоняя мир, оправдывающий силу, вы сами готовы следовать праву сильного, разве нет? Вот почему я не люблю политиков.

4.8

Заложив руки за спину, министр обороны Тимофей Ридчук наблюдал сквозь утолщенное стекло за точкой между облаками. Увидев его застывшую фигуру, Эдем замедлил шаг. Но вот Ридчук обернулся на стук каблука и палки, эхо которой терялось в сводах терминала, и широко улыбнулся президенту. Пути назад не было.

— Это он, — Ридчук показал пальцем в небо с уверенностью человека, который может распознать модель самолета еще до того, как тот приобретет четкие черты.

Было в этом возгласе столько искренней радости, что Эдем подумал: Гарда не сообщил Ридчуку о предстоящей отставке.

Когда президент приблизился, министр вытянулся в струну.

— Верховный главнокомандующий, мой последний рапорт.

Нет, Ридчук все уже знал. Ему сообщили, что его афера раскрыта, что сегодня он уйдет в отставку. Итак, происходящее здесь в терминале для него важнее.

— Ваша оценка ситуации была правильной, — Ридчук скромно замолчал свой вклад в решение президента совершить операцию. — Ребят вытащили. Берсерк тяжело ранен, но состояние стабильное. Врачи разрешили перевозить. Здесь мы его вытащим.

Очертания стальной машины в небе становились все более четкими. Казалось, самолет снижается так быстро, что коснется земли раньше, чем начнется посадочная полоса.

Эдем узнал успех операции, возвращаясь со встречи с Ахат. Он велел водителю опустить оба окна и позволить осеннему ветру завладеть салоном. Джин предупреждал, что кто-нибудь должен погибнуть. Значит, это не бойцы. Значит, Эдем пока никого не обрек на смерть неправильным решением.

Осмотрев уволенных, местные врачи решили срочно транспортировать Берсерка в киевский госпиталь. Вместе с ним на реабилитацию отправили и остальные.

Гарда сообщил президенту, что Ридчук уехал в аэропорт — лично провести Берсерка из самолета в госпиталь, и Эдем велел своему водителю сменить маршрут.

— Я был в пути, когда мне сообщили. До сих пор не знаю, что произошло, — скромно сказал Эдем.

Ридчук подскочил.

— Как, не знаете?

Тимофей Ридчук рассказывает как путешественник,