Шоколадный папа - Анна Йоргенсдоттер

Сидеть в поезде. Андреа тронута — он трогал ее, но видел ли? Несомненно, видел шикарное платье, сидевшее на ней как влитое. Ну а когда она сняла платье? Когда осыпался макияж, растрепалась прическа? Видел ли он что-нибудь? Или руки его продолжали ласкать ее в предрассветном забытьи? Или ему просто хотелось секса?

Дома пустой мольберт. Рисовать Юнатана невозможно, она пыталась. Поэтому она звонит ему и, слушая сигналы в трубке, беспрерывно чешет Марлона под подбородком. Он мурлычет, словно ничего не произошло. А что произошло?

Юнатан не отвечает. Женский голос в трубке рекомендует оставить сообщение, но у нее нет ни малейшего желания слушаться. Андреа ходит кругами по восемнадцатиметровой комнате. Листает книги. На улице легкий туман. Ох, эти полутона… Нет чтобы как следует! Знойное солнце. Гром и молнии. Ливень. Невыносимая жара. Сидеть на солнце до ожогов, до солнечного удара, до семи потов.

ЮНАТАН, ВЕРНИСЬ ДОМОЙ!

* * *

Юнатан всегда возвращается домой. В этом вся проблема. Андреа зажигает благовония, он лежит в ее постели, а она бродит вокруг, гремит банкой с таблетками и говорит, говорит.

— Однажды, — рассказывает она, — за мной гналось стадо коров в лесу — я была маленькой, помню как во сне. Помню, как вскарабкалась на камень — мы отдыхали на природе, и я собиралась пописать, и вдруг эти коровы — не то чтобы они за мной погнались, но я испугалась… ты спишь?

— Нет, рассказывай, — отвечает он таким тоном, словно ему и вправду интересно, и Андреа вспоминает Каспера: «Ближе к делу, в чем суть?» Она помнит его, она продолжает:

— Я сидела на камне, не знаю сколько. Вокруг стояли коровы — они наверняка были добрые, но большие, а я была маленькая и думала, что останусь здесь навечно, и, несмотря на страх, эта мысль была приятна: навсегда, навечно в одном и том же месте, не надо двигаться. Но потом я забеспокоилась, захотела к Лувисе, испугалась, что они и в самом деле забудут меня и я останусь на этом камне, и… — «Ближе к делу, в чем суть?» — И вот пришел Карл! Он шел через лес, такой большой, прошел сквозь стадо пасущихся коров, подошел ко мне, взял на руки и отнес обратно к машине.

Последний эпизод — ложь. Она не помнит Карла. Она не помнит, как выбралась, но ведь надо добраться до сути. А вдруг слушатель уснет или станет думать о другом? Истории должны быть интересными, а не правдивыми.

— Какой герой, — говорит Юнатан. Говорит серьезно, без иронии. Он всегда говорит серьезно, отвечая за каждое слово. Андреа не знает, что ответить; ей надо ходить и говорить, чтобы не ложиться рядом с ним, в его объятия, не успокаиваться. Спасительный звонок телефона. Андреа берет трубку.

— Привет, это я, помнишь меня? — Смех и южношведский выговор — Испанец! Она знала, что он позвонит, но почему сейчас? В животе снова порхают бабочки — пусть у него некрасивые руки, пусть он не принц, просто кто-то должен забрать ее отсюда. Юнатан лежит в постели с закрытыми глазами, Андреа шифрует разговор: отвечает коротко, но мягко. Конечно, встретимся, когда? Он предлагает — сегодня же, он может приехать к ней, посмотреть, как она живет. Нет, завтра Андреа собирается в город за покупками — может быть, встретимся там? Конечно, замечательно — он взрослый мужчина, а не мальчик, он обещает угостить ее вином.

— Ну, тогда увидимся, — смеется она и кладет трубку, пряча пылающее лицо от Юнатана. — Я поеду в город, пройдусь по магазинам с подругой.

Она произносит эти слова, не оборачиваясь.

— Здорово.

— Да.

Она пятится к кровати, и все заканчивается поцелуями, надписью THE END — дальше не показывают.

* * *

Андреа снова возвращается домой. Вечер. Она переспала с Испанцем. В поезде ОМЕРЗИТЕЛЬНАЯ обстановка: все лиловое — не сиреневое и не фиолетовое, а нечто среднее СО ВСЕХ СТОРОН. Было не слишком приятно, никакого удовольствия. Все казалось нелепым, и в самом разгаре страстей Андреа чуть не расхохоталась. Но две бутылки вина облегчают процесс, несомненно. У него был большой, эгоцентричный член, он входил сзади и давил до упора.

Лиловое ощущение замызганных сидений. Андреа улыбается хорошо одетой даме напротив, которая скорее всего сильно невзлюбила бы ее, познакомься они поближе.

Андреа быстро шагает по Большой площади, отпирает, здоровается с Марлоном, принимает душ, звонит Юнатану:

— Привет, это я, я вернулась!

Новое желание. Его тонкие, добрые руки. Безграничный Юнатан: он желает ей только добра.

Девочка Андреа в своей зеленой комнате. На стенах фотографии Fame (самый лучший и красивый — Бруно с курчавыми волосами и добрыми глазами). У нее есть собственный уголок для танцев и гетры, и она воображает, что за ней повсюду следует взгляд: камера, которая записывает все движения Андреа — в мире, в Городе Детства. Как красиво она танцует, как весело она смеется. Жить было бы намного легче, если бы камера повсюду следовала за ней, превращая каждое движение в сцену. Камера, посылающая сигналы одноклассницам, которым Андреа хочет понравиться, мальчику, который называет ее «тошнотной», мальчику, которого Андреа обожает, но который никогда не смотрит в ее сторону. Тогда бы она им показала. Какая она сильная и веселая, неунывающая и не знающая скуки. Изумленными взглядами они провожали бы ее красоту, стыдились и думали: «Почему мы не замечали ее раньше?» Камера показывает ее такой, какая она есть. Так хочется Андреа. Иногда она плакала бы, но не до истерики и не по пустякам, а сдержанно, в одиночестве. Взгляд чуть заплаканных глаз в объектив.

Она почти садится на шпагат — тренируется каждый день и каждый день пишет в дневнике, сидя на мягком розовом покрывале. «Говорят, что полюбить другого можно, только полюбив себя. Но это неправильно. А если ты не умеешь? Если не УМЕЕШЬ любить себя, то надо, чтобы кто-то другой полюбил тебя первым и научил тебя любить. Разве это невозможно?»

* * *

Школьные фотографии. Страшное волнение: а вдруг улыбка не выйдет естественной, а вдруг у меня будет жуткий вид? И чем больше думаешь о том, что надо улыбаться, тем труднее выглядеть естественно. Стоять, ждать, когда тебя вызовут. Голубая драпировка — почему нельзя выбрать свой цвет? Может быть, на любимом фоне легче расслабиться? Фотография в седьмом классе, страх во взгляде, но самое ужасное — она не смогла улыбнуться! Совсем не смогла! Даже натужной улыбочки не вышло. И еще отвратительная прическа. Попытка изобразить крутую девицу: на шее кожаный ремешок, на светло-зеленой футболке ярко-розовый рисунок.

— Эй, можно твою фотографию?

Высокий финн из девятого класса; Андреа краснеет до корней волос.

— Не для меня, — продолжает он и объясняет, что его попросил парень, которого Андреа обожает. Сердце бешено колотится — это невозможно! Чтобы парень, в которого она до смерти влюблена, чтобы он… Нет, в это невозможно поверить, но все же… Лувиса говорит, что Андреа хорошенькая. А вдруг это правда?!