Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

моришь… Чем ты лучше нелюдей, а? Я тебя, — она схватила его за бородку и с силой дернула вниз, приблизив шрамленное лицо к своему, — я тебя прямо сейчас задушила бы, но отца твоего жалко.

— Задушила бы? — прохрипел, вырываясь Белян, — а ты попробу…

Ее левая ладонь, казалось, по самое запястье вошла в правый бок воеводича и, по-видимому, причинила немалую боль — крику было, будто его пилили тупой ножовкой. Змея выдернула руку, брезгливо стряхивая налипшие на кулак сгустки, и Белослав повалился на пол, обнимая живот и харкая желчью. Илья Хуримович кинулся было к сыну, но Олга жестом остановила его, присев рядом со стонущим мужчиной. Она разжала руку и показала ему черный комок.

— Смотри. Видишь, это — твоя болезнь. Твоя ненависть и жажда мести. Она разъедала твою печень и набухала, медленно убивая тебе. Представь, ты мог умереть, так и не отомстив. Досадно, правда? Я вырвала ее, продлила твое существование на этой земле, но эта дрянь вырастет снова. Делай выводы, глупец. Если, конечно, есть, чем их делать.

Она отерла руки о его рубаху и обернулась к воеводе.

— Прости, хозяин. Его бы уложить в кровать да напоить теплой водой, пусть выйдут остатки. А мне одежду и мои вещи, что твой сын отобрал у меня… пленив.

Она некоторое время брела по тихим заснеженным улочкам, глядя под ноги. Упершись в крепостную стену, свернула на протоптанную в сугробах дорожку и внезапно оказалась на пристани. Серое зимнее небо сливалось на горизонте с гладким, словно стальное блюдо, морем. Тяжелые ладьи, припорошенные снежным пушком, голыми пиками мачт пронзали низкое небо, ожидая ветра, и спали, опутанные паутиной снастей, не обращая внимания на людское мельтешение на палубах. Узкие рыбацкие лодочки, словно стайки черных рыбок, сновали между могучими кораблями, ломая тонкий прибрежный ледок. Но море, несмотря на бурлившую вдоль его берегов жизнь, было немо, и от этого молчания закладывало уши. Олга долго стояла на берегу, глубоко вдыхая морозный воздух. Она чувствовала, это был последний миг покоя, и потому хотелось растянуть его до размеров вечности, чтобы насладиться в полной мере перед тем, как вновь окунуться в бурный поток жизни. И тогда она услышала музыку, что звучала, казалось, лишь в ее сознании. Томный мягкий звук, схожий с дыханием морских глубин, перемежался прозрачным журчанием невероятно красивого голоса. Он плыл над водой, завораживающий и влекущий. Возможно, такой песней русалки, оплакивая свои загубленные стихией души, заманивают уставших моряков в свои объятья, тоскуя по человеческому теплу. Змея слушала, затаив дыхание. Из оцепенения ее вывел робкий оклик. Это был мальчик-служка из дома воеводы.

— Хозяин велел звать сударыню и передать, что ужин подан.

Столовались в полном молчании. Воевода был хмур и изредка бросал на гостью опасливые взгляды, не решаясь заговорить. Олга молча ела, думая о странной музыке, услышанной на побережье. Навязчивая мысль о том, что песня принадлежит ей, не давала покоя.

— Знатно лекаришь, — наконец произнес воевода, глядя на свое отражение в серебряной ложке.

— Не спорю, — нехотя ответила Олга, — как он там?

— Да что этому дурню сделается? — невесело ухмыльнулся Илья.

— Что же, неужто правда так брата любит, что готов с йоком драться?

— Да что ему брат! Белослав с ним особо дружен не был. Просто гордость у него шире моря, а надзиратель туда плюнул, причем не раз, вот он и взбесился. Сам себе свою глупость простить не может, а братом прикрывается. Да никто особо в то не верит. Дарим-то ему не родной — сводный.

Олга вздрогнула: где-то она слышала это имя.

— Дарим, стало быть, Даримир?

Воевода понуро кивнул:

— Я его вместе с матерью привез из Славии лет десять, а то и больше назад, когда в первый раз вдовцом остался. Теперь снова вдовый, как видишь. Фидой ее звали. Красавица, даже в зрелости была как огонь, да прогорела вся…

— Мир ее праху… и праху несчастного мальчика.

Илья вдруг потемнел лицом, шумно поднявшись из-за стола, но, так ничего и не сказав, вышел. Змея пожала плечами. Жалко, что погиб. Может, он что знал о младшем своем брате, Соловье …

Ночью круглое блюдо луны повисло прямо напротив ее окна, окропляя серебром темную горницу. Олга не спала, перебирая свои записки, выискивала, что украли жадные до чужих секретов княжьи прихвостни. Вроде бы все было на месте, но беспокойство лишь усиливалось. Она опустила веки и, глубоко вдохнув, открыла змеиный глаз. Что-то случилось со зрением духа после плена и ядовитого дурмана, по сей час не вышедшего из ее крови. Змея даже тряхнула головой, но ничего не менялось: больше не было четких реальных предметов, лишь потоки цвета, перемешиваясь, текли перед внутренним взором, ослепляя и завораживая своей яркостью и мощью, будто приоткрылось иное пространство вне этого мира. Змея долго наблюдала за движением пятен, силясь понять закон их существования, покуда не появилось странное ощущение единения и тут же все померкло, сделавшись ясным и связным. Вслед за пониманием пришло усиленное во много раз чувство беспокойства и опасности, источник которой находился рядом. За ней кто-то следил! Олга открыла глаза и резко обернулась, успев на грани двух видений поймать образ: размытое лицо с внимательным и сосредоточенным взглядом необычайно ярких, будто две голубые звездочки, глаз. Змея недовольно нахмурилась. Накинув на плечи платок, она вышла в темный коридор.

В большом полупустом доме воеводы все давно спали. Половицы тихонько поскрипывали, будто недовольно вздыхали, чувствуя на себе незваную ношу. Она заглянула в комнату, где, раскинувшись на кровати, беспокойно спал Белослав. Его тяжелое хрипловатое дыхание заставило Олгу на миг забыть о наблюдателе и склониться над мужчиной. Бережно, чтобы не потревожить зыбкий сон, она отерла грудь, шею и лоб мокрым полотенцем, вглядываясь в шрамленное лицо. Йок был обоеруким, так как удар, изуродовавший Беляна, был нанесен с равной силой из перекреста двух клинков, смыкавшихся обычно на шее, но воеводич чудом увернулся, и сталь скользнула по лицу, не тронув сонную жилу. Лис учил Змею этому приему, и она знала, что так нападают с одной целью — убить. Воспоминания о нелюде заставили Олгу на миг посочувствовать Белославу в его ненависти. Но как только уголья застарелой злобы выдали всполох, чувства обострились, и Змея вновь ощутила наблюдателя… спиной… сквозь стену!

Цветовой ли поток пересек границу двух видений и проник в реальность, сливаясь с вещным миром, или же Олга, потеряв контроль, почти целиком слилась со Змеем, то было не ясно. Ясными были лишь большие льдистые глаза на не по-детски красивом лице. Мальчик