Заклятие сатаны. Хроники текучего общества - Умберто Эко

Поэтому, когда кто-то с той же позиции рассматривает действия Франциска, нельзя забывать, что прошло уже четыре века, с понятием демократической свободы свыклись даже самые фанатичные католики, да и Бергольо не собирается ставить эксперименты на острове Лампедуза, ни священные, ни светские. Будет вполне достаточно, если он избавится от Института религиозных дел[496]. Но до чего же порой приятно увидеть на происходящем отблеск Истории.

В воздухе запахло войной, и не местечковым столкновением, а настоящим конфликтом, способным затронуть несколько континентов. Угроза исходит от фундаменталистов, вознамерившихся исламизировать весь мир и дойти (по слухам) аж до Рима, хотя пока никто не грозился напоить верблюдов из кропильниц собора Святого Петра.

Волей-неволей приходишь к мысли, что любая серьезная трансконтинентальная угроза исходит от монотеистических религий. Греки и римляне не вторгались в Персию или Карфаген, чтобы навязать своих богов. У них могли быть территориальные или экономические притязания, но никак не религиозные, и сталкиваясь с чужими богами, они привечали их в своем пантеоне. Ты кто, Гермес? Отлично, назовем тебя Меркурий – и добро пожаловать к нашим богам. Финикийцы поклонялись Астарте? Ну и славно, египтяне знали ее как Исиду, а греки назвали Афродитой и Венерой. Никто никуда не вторгался, чтобы искоренить культ Астарты.

Первые христианские мученики пострадали не за поклонение Богу Израиля (это их личное дело), а за нежелание признавать других богов.

Ни одна политеистическая религия не развязывала масштабную войну, чтобы насадить свою веру. Конечно, политеистические народы воевали, но это были междоусобицы, не имеющие никакого отношения к религии. Северные варвары вторглись в Европу, монголы – на исламскую территорию, но у них не было цели навязать своих богов, наоборот, они сами достаточно быстро обратились в местную веру. Любопытно, что, став христианами и построив христианскую империю, те же северные варвары ввязались в Крестовые походы, чтобы утвердить господство своего бога над мусульманским, хотя по большому счету от замены одного единобожия на другое ничего бы не изменилось, бог-то один.

Активно устанавливать господство своего бога с помощью оружия начали две монотеистические религии, ислам и христианство (к завоевательным войнам я бы еще причислил колониализм, ведь, если отбросить его экономические мотивы, он всегда прикрывался стремлением облагодетельствовать завоеванные народы и обратить их в христианство, начиная с ацтеков и инков и вплоть до эфиопов, которых мы тоже «оцивилизовали», хотя они и так были христианами).

В случае с еврейским единобожием все еще любопытнее: ему абсолютно не свойственен прозелитизм, и все упоминающиеся в Библии войны были направлены на защиту территории избранного народа, а не на обращение кого бы то ни было в иудаизм. Впрочем, сторонние культы и верования еврейский народ никогда не принимал.

Я не хочу сказать, что Великий Дух прерий или божества народа йоруба – более достойные объекты веры, чем Святая Троица или единый Бог, чьим пророком является Магомет. Я только напоминаю, что никто никогда не пытался завоевать мир во имя Великого Духа или одной из тех сущностей, которые потом перекочевали в бразильскую религию кандомбле[497], да и Барон Суббота[498] никогда не призывал приверженцев вуду начать экспансию за пределы Карибов.

Можно предположить, что лишь монотеистическое верование способствует объединению крупных территориальных единиц, которые рано или поздно начинают расширяться. Однако Индийский субконтинент никогда не стремился к экспорту своих богов, а Китайская империя с ее огромной территорией и отсутствием единой веры и единого взгляда на творца этого мира ни разу (до сих пор) не покушалась на Европу или Америку. Сейчас, правда, Китай именно этим и занимается, но исключительно с помощью экономики, а не религии: он скупает западные фабрики и акции, и ему нет никакого дела, в кого там верят люди – в Иисуса, Аллаха или Яхве.

Эквивалентом классических монотеистических религий можно назвать великие светские идеологии, нацизм (как версия язычества) и советский атеистический марксизм. Но их завоевательная война забуксовала без Господа воинств, а без него некому было околдовать и повести за собой последователей.

Обсуждая контроль качества образования в итальянских вузах, участники дебатов зачастую апеллируют к принятым в других странах критериям оценки. Например, сколько раз в специализированных изданиях были процитированы исследования того или иного доцента или кандидата на место. Даже существуют организации, скрупулезно собирающие подобную статистику, и на первый взгляд этот подход может показаться эффективным. Но любое количественное регулирование имеет свои ограничения. Та же история с другим критерием эффективности вузов, применяемым в том числе и у нас, – подсчетом количества выпускников. Когда вуз работает, как конвейер, и исправно выдает толпы выпускников, несомненно, он кажется эффективным, но несовершенство такой статистики очевидно. Какой-нибудь третьесортный университет, пытаясь привлечь студентов, завышает оценки, закрывает глаза на недостатки дипломных работ – и наш критерий уже стал отрицательной величиной. Как тогда быть с теми учебными заведениями, где к студентам предъявляют крайне строгие требования и считают, что качество знаний важнее количества выпускников? Еще один метод, заслуживающий чуть большего доверия (хотя и он не избежал критики), – подсчитывать соотношение выпускников и поступивших. Если на первый курс поступили сто человек и пятьдесят из них получили диплом, вуз выглядит куда эффективнее и достойнее, чем тот, где из десяти тысяч студентов выпускаются лишь две.

В общем, у количественных показателей есть свои особенности. Однако вернемся к подсчету цитат. Сразу поясню, что этот критерий хорошо работает в случае с точными науками (математика, физика, медицина и прочие) и менее показателен для наук отвлеченных, например гуманитарных. Приведу пример: я издаю книгу, доказывающую, что Христос – основоположник масонства (кстати, за приличное вознаграждение, которое пошло бы на благотворительность, я могу составить целый библиографический список на эту тему, причем в него войдут самые настоящие опубликованные труды, просто их никогда не воспринимали всерьез). Запасись я несколькими неопровержимыми на вид доказательствами, можно было бы с ног на голову поставить весь историко-теологический научный мир, и уверяю вас, что сотни исследований подхватили бы цитаты из моего сочинения, причем наверняка большинство авторов приводило бы их, чтобы оспорить. Есть ли специальный счетный орган, который определяет, в каком контексте, позитивном или негативном, упоминалась цитата?