Том 2. Кошачье кладбище - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот он в белоснежном халате приводит в чувство беременнуюженщину, сдуру полезшую на Волшебную гору, а там ей стало плохо. ОТОЙДИТЕ, ВСЕ,ПОЖАЛУЙСТА, ОТОЙДИТЕ, ДАЙТЕ БЕДНЯГЕ ОТДЫШАТЬСЯ, командует он, а пострадавшаяодаривает его благодарной улыбкой.
И на этой весьма приятной сцене Луиса сморил сон. А дочьего, пролетавшая в эту минуту над Ниагарским водопадом, вскрикнула ипробудилась, ее снова мучил кошмар: ручонки, сжатые в кулачки, в одном сверкаетчто-то острое; глаза, бессмысленные и тусклые… Луиса сморил сон, а стюардесса вту же минуту уже спешила к кричавшей девочке… Луиса сморил сон, а Рейчелотчаянно пыталась успокоить дочь. Та все не унималась: ЭТО ГЕЙДЖ! МАМА, ЭТОГЕЙДЖ! ОН ЖИВОЙ! ОН УТАЩИЛ НОЖ ИЗ ПАПИНОГО ЧЕМОДАНЧИКА! МАМОЧКА, СПАСИ! ОНУБЬЕТ МЕНЯ! ОН УБЬЕТ ПАПУ!
Да, Луиса сморил сон, успокоилась, наконец, и Элли. Дрожавсем телом, она прижалась к Рейчел, глаза у нее вытаращились, но слез не было.Дора Гольдман сокрушенно подумала, каково же пришлось бедной девочке, и как онанапоминает Рейчел после смерти Зельды.
Проснулся Луис в начале шестого, день уже клонился к вечеру.
БЕЗУМНАЯ РАБОТА, вспомнилось ему, и он заставил себяподняться.
Самолет произвел посадку в аэропорту Чикаго в пятнадцатьдесять. Пассажиры потянулись к выходу, а тихая, без слез, истерика у Элли Кридне проходила. Рейчел не на шутку испугалась.
Стоило ей прикоснуться к дочери, та крупно вздрагивала итаращила на нее глазенки. И непрерывная, точно озноб, дрожь била маленькоетело. Будто пропустили электрический ток. Конечно, страшный сон ей приснился,что и говорить… но сейчас Рейчел просто терялась: как успокоить дочь?
Около аэровокзала ноги у девочки вдруг заплелись, и онаупала. Да так и осталась лежать, а пассажиры обходили ее, бросая сочувственныеили равнодушные взгляды. «Простите, мы торопимся, нам некогда». Наконец, Рейчелподхватила дочь под мышки и поставила на ноги.
— Элли, что с тобой?
Та не ответила. Они подошли к багажному транспортеру, гдехороводили чемоданы и сумки. А вон и Дора с Ирвином. Их поджидают. Рейчелпомахала им свободной рукой, и старики подошли.
— Нам сказали, что лучше вас здесь дожидаться. Ну, Рейчел,как у Эйлин дела?
— Неважно.
— Мамочка, тут есть туалет? Меня тошнит.
— Господи помилуй! — Рейчел взяла дочку за руку и быстроповела в туалет в конце зала.
— Рейчел, мне с вами пойти? — крикнула вслед Дора.
— Не нужно. Ты лучше наш багаж получи, ты ведь знаешь, какиеу нас вещи. А мы уж как-нибудь справимся.
На счастье, в туалете никого не оказалось. Рейчел подвеладочь к кабинке, порылась в сумочке, отыскивая двадцать пять центов (пока небросишь монетку, кабинку не открыть), и с облегчением увидела, что на трехкабинках замки сорваны. Над одним красовалась надпись, сделанная гримернымкарандашом: «КАКОЙ УБЛЮДОК ПРИДУМАЛ ТАКИЕ ТУАЛЕТЫ?»
Рейчел распахнула дверцу — Элли стонала, держась за живот.Позывы были сильные, но девочку так и не вытошнило, очевидно, виной всему — разгулявшиесянервы.
Когда Элли полегчало, Рейчел подвела ее к умывальнику,ополоснула ей лицо. Девочка была смертельно бледна, под глазами появилисьтемные круги.
— Элли, что случилось? Разве нельзя объяснить?
— Я и сама не знаю. Просто, ЧТО-ТО случилось, что-то плохое.Еще когда папа сказал, что мы уезжаем. С ним что-то плохое.
ЛУИС, ТЫ ЧТО-ТО СКРЫВАЕШЬ? Я ЖЕ ВИЖУ. ДАЖЕ ЭЛЛИ ПОНИМАЕТ.
Странно. И Рейчел весь день сама не своя, словно ждет беды.Такое напряженное и нервное ожидание бывало у нее за день-два до месячных. Тоготова засмеяться, то — заплакать, то вдруг откуда ни возьмись — мигрень.Внезапно нападает, так же внезапно отпустит.
— Что, что плохое-то? — спросила она, глядя в зеркало надочь.
— Не знаю, — повторила Элли. — Мне снилось что-то проГейджа… Или про Чера. Не помню… Не знаю.
— Ну-ка, детка, расскажи все, что снилось.
— Будто я на Кошачьем кладбище. Меня туда привел Паксо исказал, что скоро придет папа и случится что-то страшное.
— Паксо? — Рейчел пронзил безотчетный страх. Кто это? Ипочему имя кажется ей знакомым? Может, слышала где? Но сейчас ни за что невспомнит. — Значит, какой-то человек по имени Паксо привел тебя на Кошачьекладбище.
— Да, так его звали. Он сам сказал. А еще… — Глаза у девочкивыпучились.
— Ну, что же еще?
— Он сказал, что послан предупредить, но ВМЕШАТЬСЯ не может.Он сказал, что… будто… он рядом с папой потому, что папа когда-то присутствовалпри… не помню. Не помню! — И она расплакалась.
— Солнышко мое, тебе приснилось Кошачье кладбище, потому чтоты вспоминаешь Гейджа. А с папой ничего не случилось. Ну, все прошло?
— Нет, — прошептала девочка. — Мне страшно, мамочка. А тебе?
— Не-е, — решительно покрутила головой Рейчел и улыбнулась.Хотя страхом полнилась душа, и таким зловеще-знакомым казалось имя. Паксо…Месяцы, а может, и годы тому назад слышала она похожее имя. С ним связаночто-то ужасное, и с тех пор ужас так и гнездится у нее в душе.
Что-то — не понять что — вот-вот произойдет, появится насвет. Что-то ужасное, чего нельзя допустить. Но что? Что?
— Все в порядке, не волнуйся, — сказала она дочери. —Хочешь, пойдем к дедушке с бабулей?
— Хочу, — безразлично ответила та.
В женский туалет вошла пуэрториканка с крохой сыном, зачто-то его отчитывая. Большое пятно расползлось у него спереди на расписныхшортах. Рейчел сразу больно кольнуло воспоминание о Гейдже, она замерла каквкопанная. И враз перестали саднить душу последние волнения — будто новокаинввели.
— Пошли. Папе позвоним, когда домой к дедушке приедем.
— На нем тоже были шорты, — вспомнила вдруг Элли,обернувшись на малыша.
— На ком, кисонька?
— На Паксо. На нем были красные шорты.
Вмиг все стало на свои места — вспомнила! — у Рейчел чуть неподломились колени, такой накатил страх. И отпустил.
К чемоданному хороводу, где стоял Ирвин Гольдман, неподступиться. Рейчел видела лишь околыш его шляпы с пером. А Дора сидела устены, караулила два места для дочки с внучкой и махала им рукой. Рейчелподвела к ней Элли.