Кровавое заклятие - Дэвид Э. Дархем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все было совсем иначе, когда Аливер только-только прибыл в Талай. Путешествие с Киднабана до южных краев было мучительным, но, в конце концов, он достиг своей цели: охранник-марах доволок принца до дома Санге в Юмэ. Что же было потом? Аливер едва мог вспомнить. Он был зол и напутан — это точно. Лучше всего запали в память мелкие детали, случайные события и происшествия. Однажды утром он нашел в сапоге — тогда он еще носил сапоги — маленькую змею, окрашенную в цвет песка. Как Аливер узнал впоследствии, она была смертельно ядовита. Одна из причин, почему талайцы всегда ходили босиком. После того происшествия Аливер снял сапоги и больше не надевал никакой обуви. Ни разу за все эти годы. Он с трудом мог представить, как будет носить ее снова.
Он помнил, как трудно оказалось сохранить равновесие, сидя над ямой, куда деревенские справляли нужду. Такая простая вещь — присесть на корточки, чтобы очистить кишечник, но Аливер никак не мог приноровиться. Не мог чисто подтереться листьями или камнями, как делали здесь все прочие. Он помнил, как наблюдал за игрой мальчишек, тщетно силясь понять ее смысл. Игра сводилась к тому, что ребята по очереди били друг друга крепкой палкой. Били всерьез — Аливер видел, как мальчишки вздрагивают от боли. Однако они смеялись, поддразнивали друг друга и улыбались, сверкая белоснежными зубами. Веселью, казалось, не было конца.
Аливер помнил и худощавых темнокожих юношей, которые тренировались вместе с ним. Принц видел в них угрозу. В сравнении с ними он был слабаком. Парни были жилистыми, угловатыми — сплошь острые колени, локти и подбородки, которые втыкались в тело будто ножи, когда они боролись между собой. Помнил принц и деревенских девушек. Они смотрели на него круглыми глазами, перешептываясь между собой, и временами разражались серебристым смехом, который ранил гордость Аливера сильнее, чем любой удар, нанесенный мальчишками. Принц вспоминал, как трудно было научиться произносить талайские слова. Он снова и снова повторял их — полагая, что говорит правильно, но в ответ слышал только насмешки. Его «р» было слишком женским, твердое «ж» звучало по-детски; он постоянно путался в паузах между словами, которые придавали одним и тем же фразам совершенно разный смысл. Аливер помнил, как он ненавидел песок, что прилетал вместе с ветром по вечерам. Песок попадал в глаза, вызывая слезы, которые Аливер тщетно пытался стереть…
Впрочем, все это закончилось много лет назад. Зачем вспоминать теперь? Ныне Аливер мужчина, охотник, талаец. Он бежал следом за Келисом, которого любил как брата. Равномерно дыша, он оставлял позади милю за милей, лишь изредка утирая пот с лица, хотя жаркое солнце стояло высоко в небе. Те отвратительные мальчишки стали его друзьями. Большеглазые девочки превратились в молодых женщин, которые смотрели на него благосклонно, и танцевали для него, и делили его ложе, и состязались за право стать матерью его первенца. Аливер говорил на языке этих людей как на родном. Сейчас он не сумел бы сказать, когда произошла трансформация. Убив ларикса, Аливер стал в глазах общества взрослым мужчиной. Что ж, все верно. Никогда прежде — до этой охоты — он не чувствовал себя более живым. Никогда не был так хорошо осведомлен о смерти. Никогда не испытывал такого яростного, необоримого желания выжить. И не просто выжить, а завоевать славу. И даже это был всего лишь один эпизод среди прочих, более мелких, однако не менее значимых. Кто может в двух словах объяснить, как он стал тем человеком, которым является? Такое становление происходит не вдруг, не за один день. Развитие личности — долгий процесс, часто неявный. Сейчас Аливер просто был тем, кем он стал, а прочее не имело значения.
Впрочем, нет. Не так. Аливер понимал, почему вернулся воспоминаниями к тем первым дням в Талае. Из-за Таддеуса и слов, которые тот принес с собой. Таддеус… Аливер любил его и одновременно ненавидел. Люди в Юмэ называли старого канцлера попросту акацийцем. Аливер, когда говорил на талайском, употреблял то же слово, и никому вокруг это не казалось странным. Включая и самого принца. Он стал талайцем; здесь был его дом и его народ. Неужели когда-то он мог считать их низшей расой, людьми второго сорта? И все же… Все же каждый раз, когда Аливер садился напротив Таддеуса и говорил на языке своей родины, он понимал, что обманывает себя. Он не талаец. Не один из них. Не полностью. Не так, как ему бы хотелось. Принц оставался акацийцем и более того: если верить Таддеусу, он оказался сейчас главной фигурой — осью, на которой вращалась судьба мира…
Аливер и Келис бежали большую часть дня, останавливаясь лишь затем, чтобы напиться, перекусить и позволить еде улечься. Потом снова пускались в путь. Один раз молодые люди сделали долгий привал в тени акаций и вздремнули, пережидая самые жгучие дневные часы. Затем они еще долго взбивали пыль, двигаясь уже в сумерках и некоторое время после наступления темноты. В эти часы Аливер просто бежал, отрешившись от всего и позабыв даже о цели путешествия. Он переставлял ноги, словно в трансе, не думая ни о чем, кроме движения и окружающего его живого мира.
Однако когда настало время остановиться и разбить лагерь, Аливер вспомнил о своей миссии и почувствовал груз ответственности. Таддеус добился своего: отнял у принца безмятежный покой…
Путники развели небольшой костер, желая лишь дать понять зверям, что здесь люди, и их лучше оставить в покое. Им не требовалось никаких особых принадлежностей для сна. Юноши просто выкопали две ямки в песке возле огня. Ночь могла оказаться холодной, но земля сохраняла достаточно тепла, чтобы согревать их до утра. Ужином стала каша — мелко истолченное зерно седи, смешанное с водой. Эта масса не имела никакого вкуса, зато была питательной. Они ели кашу, используя вместо тарелок полоски сушеного мяса, а потом закусили ими. Келис отыскал клубень, который талайцы называли «кулак-корень»; разрезав клубень пополам, он поделился с Аливером, и некоторое время оба сидели у огня, посасывая свои порции. Жидкость внутри была чистой, сладкой и освежающей.
— Порой я думаю, что все это безумие, — произнес Аливер. — То, что я собираюсь сделать… найти… такого просто не может быть. Глупость. Сказка. Миф вроде тех, что мне рассказывали в детстве.
Келис вынул изо рта корень.
— Ну, значит, теперь это твоя сказка. А ты станешь мифом.
— Да, так мне и сказали. Ты считаешь нас глупцами? Нас, акацийцев? Искать изгнанных магов и все такое… Тебе, должно быть, смешно?
— Смешно? — переспросил Келис.
Его лицо было почти неразличимо в тусклом свете костра, но в голосе Аливер не заметил и тени иронии.
— Келис, меня отправили искать пятисотлетних магов. А потом я должен убедить их помочь мне — вернуть империю, которую потерял мой отец. Знаешь ли ты, что это за потеря? Здесь вокруг нет ничего, чтобы хоть как-то сравнить. Отец был королем, правителем величайшего государства мира. А теперь он говорит со мной из могилы и просит вернуть утраченное. Это ли не смешно?
Из темноты долетел хохот гиен. Очевидно, хищники оценили юмор. Келис же отшвырнул свой кулак-корень и проговорил:
— Наши сказители тоже знают предания о Говорящих Словами Бога. Они упоминаются в талайских легендах, как и в акацийских.