Кровавое заклятие - Дэвид Э. Дархем

В конце концов Мэна решила, что легенда устраивает ее больше, чем правдивая история. Мэне нравилась власть, которой она обладала. Образ вечно недовольной богини не позволял наслаждаться радостями жизни, которые другие люди получали по праву рождения. Однако он был необходим для поддержания ее статуса. Совершенно особого статуса.

Теперь, девять лет спустя, Мэна в очередной раз вышла на подиум в храмовой зале и встала над толпой молящихся. Как всегда, где-то в глубине душе таился червячок сомнения. Люди смотрели на нее, озаренную огнями факелов. Мэна стояла в своем наряде-оперении, раскрашенная в пятьдесят разных цветов. Массивные изогнутые когти стали продолжением пальцев. Глаза над изогнутым клювом-маской полыхали огнем. Из спутанной массы волос угрожающе торчали шипы. Она была олицетворением красоты и злобы, ожившим кошмаром, получеловеком-полухищником, воплощением богини. Мэна знала, что в любой миг может кинуться вниз — в толпу — и обрушить на людей злобную месть. Все было в ее власти.

Верховный жрец объявил о появлении богини и обратился к верующим, укоряя их за беспечность. В нужный момент Мэна вскинула руки над головой, так что обшитые перьями полы ее одеяния разлетелись в стороны. Люди склонили головы. Некоторые упали на колени. Иные и вовсе лежали ниц, распростершись на полу. Все молили богиню о милости. Песнопения сплетались со звоном колокольчиков. Люди любили ее. Люди боялись ее. А жрец бранил их, напоминал о пороках человечества, спрашивал, понимают ли они, какое мщение приходит с небес быстрее крика орла… Нестройная музыка мешалась с вопросами и ответами, со стонами и мольбами.

Мэна смотрела поверх голов жрецов — на благородных вуманцев, на простолюдинов за их спинами, на женщин и детей, скромно стоявших по краям. Все спины согнуты в низких поклонах. Каждый из людей всеми силами старается выразить уважение. Так будет до тех пор, пока богиня их не успокоит. В такие моменты Мэне казалось, что она действительно Майбен — и была ею всегда. Просто понадобилось некоторое время, чтобы найти себя. Сомнения исчезали. Она — Майбен. Майбен, крадущая детей. Месть, слетающая с небес.

Мэна велела встать и позволила еще раз взглянуть на себя. Голос девушки был чистым и ясным — как всегда, когда ее устами говорила Майбен. Он разом перекрыл все прочие звуки в зале. В такие моменты Мэна становилась истинной богиней. Она расправила крылья и с яростным воплем кинулась вниз, не сомневаясь, что все руки поднимутся, дабы подхватить ее. Если кто-то способен прыгнуть с высоты, не боясь упасть, — разве не может он сказать, что владеет тайной полета? Будто птица. Будто божество.

Удивительная страна, думал Хэниш. Он стоял на балконе в своем кабинете, созерцая мерцающую гладь Внутреннего Моря. Ему до сих пор было трудно понять, как земля может быть столь добра к живущим на ней. В здешней «нездоровой» атмосфере оказался неожиданно здоровый климат — мягкий и благоприятный. В этом краю не знают, что такое борьба со стихией, которую Хэниш привык считать неотъемлемой частью человеческой жизни. Здесь тепло во все времена года. Зимой лишь изредка можно увидеть влажные снежные хлопья. В самую холодную погоду на Акации мейнские дети могли бегать раздетые даже по ночам. Наверху, на плато, самый малый запас продовольствия, оставленный без присмотра, каждая ошибка, малейшее изменение ветра, единственный след — все могло стать причиной гибели. Мир старался навредить людям и ни на миг не позволял расслабиться, не допускал нерешительности. Акация совсем иная. Легкая жизнь, роскошь… что ж, в таких вещах тоже таилась опасность. Необходимо понять, что у опасности не всегда злое лицо. Иногда оно бывает милым и приветливым…

— Король Хэниш Мейн, мне странно видеть, что человек в вашем положении стоит спиной к комнате, куда может свободно войти любой.

Хэниш узнал голос; узнал бы в любом месте и в любое время. Немного гнусавый, исполненный самодовольства; промежутки между некоторыми словами заполнялись странными звуками, похожими на мурлыкание. Хэниш понимал, что появление гостя лишит его присутствия духа, и готовился к этому. Он справился с собой, прежде чем эмоции хотя бы мельком отразились на его лице. Имея дело с человеком вроде сэра Дагона, следует прятать истинные чувства как можно дальше. А еще — относиться ко всем речам с изрядной долей скептицизма.

— Я не король, — сказал Хэниш, оборачиваясь к Дагону. — Не сочтите за труд: я предпочитаю, чтобы меня называли вождем. Ныне я верховный вождь Изученного Мира. А что до моей безопасности… не все дворцы так же заполонены убийцами, как дворцы Лиги.

— Гм… у меня несколько иные сведения, — заметил сэр Дагон.

Его высокая фигура казалась неуклюже хрупкой, словно мускулы с трудом поддерживали костяк. Хотя яйцеобразная голова была закрыта капюшоном, лицо оставалось на виду. Глаза имели красноватый оттенок заядлого курильщика миста, но смотрели на мир внимательно и настороженно. Ничто не туманило разум главы Лиги. Хэниш не знал, зачем и каким образом они употребляют наркотик; во всяком случае, члены Лиги использовали его не так, как миллионы оболваненных бедняг по всему миру.

В Лиге не принято подавать руку для приветствия; мужчины просто подошли друг к другу и слегка поклонились.

— Я рад, — продолжал сэр Дагон, — что имею дело с вами, а не с каким-нибудь выскочкой-самозванцем. Говорят, по законам Мейна вас в любой день могут вызвать на этот танец… как он называется?

Сэр Дагон наверняка помнил название. Люди Лиги обладали энциклопедической памятью.

— Мазерет.

— Да-да. Мазерет. Простите, если я вмешиваюсь не в свое дело, но, по-моему, этот обычай пора ликвидировать. Ваша отвага и доблесть общеизвестны, зачем доказывать их снова и снова? Получается, любой мужчина вашего народа может даром получить все, чего вы добились тяжким трудом. Зачем предоставлять такую возможность? Чего доброго, какой-нибудь амбициозный болван бросит вам вызов…

Некоторые так делали, подумал Хэниш. Он пять раз танцевал мазерет с тех пор, как переехал на Акацию. Пятеро его людей умерли от его же руки. Каждый из них желал власти. Каждый надеялся получить все и сразу, совершив одно-единственное убийство. Хэниш был уверен, что сэр Дагон прекрасно знает все подробности. Он не стал развивать тему.

— Кажется, я удостоился похвалы? Коль скоро Лиге не все равно, с кем она имеет дело.

— Вы отдали своим людям мир, которым они теперь правят. Лига помнит об этом, даже если ваши собственные приближенные забывают. Лично я восхищаюсь вашим упорством. И да, Хэниш, я вам сказал комплимент. В моем возрасте человек уже мало чем интересуется. Друг мой, даже приобретение материальных благ — скорее привычка, чем амбиции.

Хэниш полагал, что и близкая смерть не усмирит амбиции члена Лиги, однако не подал виду. Равно не признал он и обвинения в адрес его приближенных. Что это было, интересно — насмешка или предупреждение? Он жестом предложил сэру Дагону уйти с солнцепека.

В комнате они уселись на кожаные стулья с высокими спинками, за стол, украшенный узорами в сенивальском стиле. Слуги принесли подносы с едой и напитками. Некоторое время продолжалась пустая, ни к чему не обязывающая беседа. Словно двое добрых знакомых встретились, чтобы поболтать о вещах не более важных, чем погода в Акации, миграция ласточек и положительное влияние морского воздуха на здоровье. Хэниш был рад передышке. Он дотошно изучал сэра Дагона, обращая внимание не столько на его слова, сколько на интонации и манеру речи, акценты, жесты, завуалированные чувства. Он понимал, впрочем, что глава Лиги делает то же самое.