Мой милый Фантомас (сборник) - Виктор Брусницин

Выложив программу, рагаццо отчалил, пришлось заказать фокаччи, лепешку с сыром (Карина обладала изумительным рецептом). Аппетитно обжигаясь, сожрал, но умерил хмелек, кинуло заказать еще влажного. Где-то здесь мелькнуло: а казино-то нынче именно в песню. Тут же однако затосковал по дому, захотелось посидеть с Настькой, — тоска увеличилась, потому что дочь значительно подросла, стала ершистой, с характеристикой — дико захотелось ее маленькую, пожулькать, поласкать. Вспомнилось.

Года что ли два назад Настя ухудшила успеваемость, маячило окончание школы и происходила нужда взяться за девочку. Егор вызвался, регулярно приходил, занимались. Однажды Настя упорно не подстраивалась дидактике, случилась ершистая, угрюмая. Егор пополз на высокие тона. Дочь была невменяема — пап а окончательно ушел в крик, в груди билось нечто смахивающее на бешенство. В результате на какие-то безобразные слова девочки гражданин со свистом выдавил сквозь стиснутые негодованием губы: «Ты что же, дрянь такая — совсем границы потеряла!» — грубо, больно схватил ее за волосы, мотнул голову. Отпустил. И… (Запечатлелось великолепно.) Настя распрямилась, Егора проколол насыщенный злобой взгляд. Тут же последовал удивительно четкий удар плотно сжатым кулаком в нос. Егор от неожиданности и боли отпрянул. Схватил дочь, наклонил и сильно лупанул кулаком по спине.

— Ненавижу!! — раздался чрезвычайно искренний крик, Настя бросилась в маленькую комнату и заперла дверь.

Егор очумел от исступления и душевной корчи. Рыдания дочери истязали. Ненастойчиво колотился в дверь, царапал грудь, метался. «Ну Настенька, извини!..» Наконец, малая открыла, очевидно, выходка саму ее испугала. Сидели на диване, Егор обнимал девочку, она вжималась в его грудь, долго еще сотрясаясь телом. Оба были ошеломлены.

Улыбка раздавила губы.

Двинулся в обитель. Харчевня Карины находилась неподалеку от дома и чтоб промокнуть пришлось потоптаться. Однако впрямь, кислые облака, шипение машин, блестящие тайной окна, отличная архитектура и недалекий залив Парадизо в тонкой кисее, изящный хмель погружали в печаль. Вилла расположилась на склоне и в кайму излучистого шоссе рылись стеклянные ручьи. На загибах трассы они тонким слоем пересекали узкие пешеходные пути, и Егор смачно шлепал по равномерной жидкости. Газоны поместий за низкими прозрачными ограждениями набухли, сочились, все было умыто и осквернено, акации, не как следует заслонявшие породистые особняки, шуршали. Наглых обычаев собака, не стесняясь дождя, высоко подняв голову и сурово лупая глазами, заворчала на Егора, впрочем, тронулась, понурившись, следом. Состояние вещей безукоризненно говорило о том, что день непрост.

Ввечеру принял душ, зачем-то тщательно выбирал нижнее белье, придирчиво оделся. Брился и правил виски. Накатил виски: он уже знал, что тут не спорт — трезвый расчет не главенствует. Собственно, Сара — она часто выигрывала. Правда, и пила всегда — неизвестно, как держала бы себя трезвой. (Имела манеру, между прочим, презрительно улыбнувшись, тонко пуская дым и высоко держа сигарету в правой руке, сказать: «Я всегда делаю ставку левой».)

Егор явственно представлял, что проиграет. При этом верил, способен поймать чувство — нужно разглядеть самое точное, раж, кивок бога, он может сделать верную серию и выигрыш будет колоссальным. Удивительно, что натурально согревал абсурд: в любом случае будет прав.

Фронтон Плазы настырно плавал в лучах невидимых фонарей и грустной водяной пороше. Простной водяной пыли…считанный свет внутри казино, впрочем, ложился вяло. Посетителей набралось негусто. Перед Егором вошла пара, шибко заросший джентльмен с трубкой и утомленная дама. Наш деятель не нашел ничего лучшего, чем упереться в покачивание превосходных ягодиц женщины, грамотно оформленных тонким, длинным платьем с провокационным разрезом. Трубчатый механически сунул под прелести стул и Егор с ними покончил. Другое дело, спутник запричитал, но подруга технично осекла, приложив палец к губам и беспрекословно просвистев «Тсс…»

Егор хотел было встать за этот же стол, однако тенькнула мысль: «Нет, нет, слишком хороша». Пристроился к знакомому уже индусу, который досадливо посмотрел, обратно сощурил глаза на рулетку и сразу на возглас крупье «делаем ставки, синьорэ» судорожно приспособил фишки. Егор пропустил кон и еще несколько, и только вслед присоединившемуся юноше, невозмутимому как Будда, в аккуратных, шедших ему очках, поставил, как принято, последним, однако бойко — фишки, грамотно выпав из рук, благодарно вякнули. Принципиально, как сложилось с первой игры, ткнул на колонку, впрочем, быстро другой рукой добавил на красное семнадцать. Отчетливо металась мысль: нужно поступать непременно отлично от игроков, притом что индусу везло. Выпал выигрыш, Егор испуганно поджал губы.

Часа через полтора исчезла стужа в коленях, что так задиристо одолела сразу за порогом, тело чудилось замечательной емкостью, наполненной теплым и грузным, в глаза покалывал изломанный свет. Дама в ягодицах периодически и равномерно тонкими зеницами смотрела от своего места и вкусно покусывала верхнюю губу, ее приспешник тер двумя пальцами лацкан дорогого пиджака. Вокруг стола, и верно, плотно сосредоточились; крупье, что достаивал свои полчаса, говорил ровно, однако кончик носа систематически вздрагивал. Егор постоянно возил веерообразно раскинутыми пальцами по столу — этого жеста прежде не существовало — и прекрасно замечал внимательные лица игроков и наблюдающих.

Сорвал порядка трехсот тысяч (изловчил, между прочим, зеро), далее не играл, но о нем говорили: «Тот беспокойный русский». Джек приехал через неделю после победы и о Егоре расслышал.

Теперь они стали проводить время напролет вместе. Сара куда-то исчезла, на вопрос о ней американец сделал такую омерзительную гримасу и звук, что у Егора замкнулся лаз в естественное любопытство. У него имелся в наличии небольшой самолет, и Егор получил двойное впечатление, летая над не такими уж редкими замками, тучными полями и классными виноградниками и утоляя взгляд, и, кроме того, ныряя в воздушные ямы и обзаводясь веселой жутью (воспоминания о дельте понежились). Право, Джек умел занять: он был нафарширован вещами и величинами в громадном диапазоне. Звезды мирового размера упоминались с мягким снисхождением, при этом доводились до сведения столь приватные штуки, что было неприлично заподозрить полет фантазии. Собственно, неоднократно демонстрировал снимки совместного нахождения в раскованных позах, например, с Робертом Редфордом, папашей Эглезиасом и, особенный шик, Павлом Буре. Был сведущ в проблемах и пертурбациях во множестве соединений, начиная от фондов вспомоществования какому-нибудь занюханному племени в Африке до самых кулуарных группировок НАСА. Ничуть не создавалось впечатления, что Джек щеголял, все это он проделывал между прочим, к слову.

И предложение Джек сделал простодушно, между тем. Там в отворенные настежь двери гулял симпатичный сквознячок, а над цветами вились, похоже, пара мух, стремительностью имитируя клубок, в жалюзи полз умеренный свет и было сродни интимному и деревенскому, из детства.

— Я вижу в тебе правильного, верного человека, — осведомил Джек. — В русских это есть. — Он стал смотреть насыщенно, цельно.