Мой милый Фантомас (сборник) - Виктор Брусницин

Джентльмен рыпнулся:

— Пушкин, смею заметить, в некотором роде эфиоп.

Дама, по всей видимости, обнаружила противодействие — ее фраза была отмечена повышенной тональностью:

— Именно. Там он и Рогаткиным бы не стал.

Нашел что сказать Мизантроп:

— Не думаю, что экваториальный климат так уж надежен. Муссоны, пассаты.

Джентльмен явно артачился в отношении Дамы:

— Прообраз рая, однако — где-то отсюда слизано.

Засомневался Мизантроп:

— По-моему, там ближе к пеклу.

Дама, конечно, разгадала происки Джентльмена:

— Фи, гулять в одной фиговой листве. У меня замечательная шуба. Даже не одна, смею вас заверить.

Поступок, наконец, совершил и я:

— Замечательный климат в Прибалтике.

Мизантроп:

— Верно подмечено. Впрочем, я бы осесть не согласился.

Дамой была продемонстрирована некоторая непоследовательность:

— Но здесь-то чего вы трусите?

— Господи, да всего! Фобий столь гораздо, что уж их самих боишься.

— Вы угадали в самую точку, — согласился Джентльмен.

Дама, взглянув залихватски, перехватила нить:

— Полюб и те, в конце концов, и всего дел!

— Легко сказать, милая моя — а когда себя-то не перевариваешь?

Джентльмен посочувствовал:

— Диагноз, прямо сказать.

Мизантроп посмотрел в упор:

— Не всякий диагноз — прямо сказать. — Засопел, отвернувшись в окно.

Пришла очередь устыдиться Джентльмену, он съежился, уткнулся в книгу. Дама резво пошла на выручку, категорически обращаясь к Мизантропу:

— А что вы скажете относительно американцев?

Мизантроп мгновение молчал, но уже стало очевидно, что разговор его взял за живое. Угрюмо, не отклоняясь от окна, огрызнулся:

— Не всякий Барака — Обам, если хотите знать.

— А вот они как раз умеют на все лады пользоваться жизнью.

Мизантроп ершисто оторвался от природ и взбунтовался:

— Вы как мой начальник: дескать, а вот Нечипоренко!.. Какая, в сущности, разница — Чипоренко, Нечипоренко, когда озоновая дыра — не заштопать, не замазать. Взгляните, соседка моя дыни на балконе высаживает — куда уж дальше! Вы хотя бы в курсе, что именно из-за этих дыр белые медведи стали гермафродитами? Как вам это понравится!

Я счел необходимым внести лепту и предложил ходячий фокус:

— Должен попросить прощения, но у меня наличествует коньяк.

Дама, кажется, только этого и ждала:

— Вы полагаете, один такой умный? Не выйдет! У меня яблочки — шик! — и энергично полезла в свой сак.

Все как по команде погрузились в причиндалы… В ближайшем времени на столе громоздились пресловутые яблоки, запеченная курица, пирожки, сыр, колбаска и прочие расхожие и очень удовлетворительные для глаза вещества. Да о четырех предусмотрительных стаканчиках, да отменно не порожних.

Разговор шел гастрономический, дама уверяла в достоинствах блюд из баклажанов.

— Согласитесь тем временем, что присный компонент отменен в своей доходчивости, — доводил до сведения несколько поперек Джентльмен. — Лавашу этак свежайшего с твердым сыром, да с помидором с грядки, чтоб должного запаху — рапсодия.

Дама, благосклонно:

— Крупно сожалею, что нет приспособлений. Я бы вам такую кулебяку изготовила из пяти начинок — пальчики проглотите.

— А я намедни омульком слабокопченым потчевался. Как говаривали аристократы, обмакнешь его подлеца в хреновину, и созерцаешь, каков он во истине — святой дух.

— Только не пытайтесь внушить, будто суши, ролы это вздор, — любезно противоречила Дама. — Обожаю.

— Что вы, таким образом, произнесете относительно французских соусов? — не смолчал уколотый Мизантроп.

— Ах Франция, шарма-ан! — простонала прононсом представитель прекрасной половины.

Мизантроп навязчиво покрыл:

— Довелось пошляться по Парижу, так сказать. Приторный городишко…

После третей порции, как водится, разговор ушел в политику, Джентльмен здорово горячился и возражал либеральному мне, приводя действительно уместные факты: «(Так и так), скажите спасибо Ельцину!»

Дама, между тем, Джентльмену вновь не благоволила:

— Оставьте в покоя Ельцина. Ну сколько можно, в конце концов!..

Дружно, по команде Мизантропа ходили курить в тамбур: он, дама, я. Джентльмен соблюдал здоровье. У Дамы отслоилась прядка и симпатично в такт качающемуся вагону ерзала по щеке, она манерно отстраняла от лица сигарету в двух прямых пальчиках, дымок скудно, но затейливо вился и вкусно дополнял карюю глубину зрачков. Мы с ней держались вольно, прислонившись плечами к стенам, а Мизантроп стоял посредине помещения, нравственно, широко расставив ноги, зачем-то поминутно оправляя волосы. Все это вносило порядок и глубокий смысл в ситуацию. В первом же походе дама учинила допрос, начав — что отчаянно угодило тщеславию — с меня:

— Кем вы служите? Постойте, я угадаю. Охранник.

— Нет, я не охранник, — умащенный ражем нехитрой интриги возразил я.

Дама сощурилась и с нажимом уведомила:

— Ага, я сообразила! Вы — военный на каникулах. Отсюда партикулярное платье.

— Отнюдь, — парировал ваш слуга, преисполненный ликования.

— Дошло, — кокетливо взглянув чуть искоса и голосом с наличием не совсем укрытой жути, уличила она, — вы кинорежиссер.

Дальше юлить было неприлично.

— Научный сотрудник.

Оживился Мизантроп:

— Бюджетная сфера? — в тоне различался сарказм, что заставило меня дать несколько витиеватый ответ:

— Ну… в общем и целом. Однако это не совсем то, что вы думаете.

Мизантроп тотчас насупился:

— Совершенно не думаю. Не на того напали, милый мой…

Словом, он состоялся частным («несчастным», мелькнула его ироническая сноска) предпринимателем, она — женой солидного супруга.

Возвращались непременно ступая следом за Дамой: Мизанроп, затем я — субординация давала себя знать.

За окном плыли сумерки, у Мизантропа оказался запас коньяка, и на столе пока еще мало початая гордилась приятноцветной жидкостью третья. В купе плавал изумительный мрак, лица попутчиков были в той степени смуглы и привычны, когда всякая черта обнаруживается выгодного качества. Разговор шел об отношениях. Мизантроп, давно уже сидевший облокотившись на стол, окончательно сдвинул корпус к Даме и резко посмотрел: