Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон

–И вот этот вот учит нас этике,– обратился он кИегове.– Еврей-бродяга сводит меня с ума своим дурацким внутренним светом, по ночам пялится на узаконенное членовредительство, а днем бряцает своими золотыми цепями… И этот, «Черная-Жизнь-Имеет-Значение», тоже хорош… все пытается угробить меня изжогой прежде, чем я найду Спасителя. Вот уж спасибо так спасибо, Яхве! Надеюсь, смогу отплатить тебе тем же.

–Так острее или как?– обиженно буркнул Балтазар.

–Мне кошернее,– безмятежно заявил Мельхиор.– Только капельку яблочного соуса, будь так добр.

–А я хочу димсам,– сообщил Каспар, и вподнятой левой руке его материализовались малахитовые палочки для еды – длинные, как того и требовала его принадлежность к высшей касте.

–Это он морду делает,– заметил Мельхиор.– Не бери в голову, Балтазар, золотце. Давай, неси кецык той вкуснятины.

–И мне давай,– буркнул Каспар.

И они отобедали прямо под звездой. Царь Нубии, царь Востока и царь Иудеи. И смотрели роллер-дерби. А еще сыграли в слова, только игру пришлось прервать во избежание ссоры, когда Балтазар иМельхиор ополчились на Каспара, утверждавшего, что слово «принглз» относится не ко всем чипсам, а только к отдельно взятой торговой марке. А потом они наконец уснули, телевизор продолжал бормотать что-то самому себе, а свет Мельхиора отражался бликом в зеркале экрана.

И всю ночь звезда светила ярко-ярко, продолжая звать их даже во сне. И той же ночью разведывательный отряд Сил Хаоса пролетел над ними на своих кожистых крыльях, оставив за собой вонь выхлопа – точь-в-точь как от старых двухэтажных автобусов «Лейланд».

Первыми словами Мельхиора, когда он проснулся, стали: «Таки кто спортил воздух?»

–Смотри,– ткнул пальцем Балтазар.

Всю землю покрывали несмываемые тени рукокрылых, пролетавших ночью. Темные, словно в жирной копоти, силуэты жутких тварей с распростертыми крыльями.

–Мне они всегда напоминали летучих обезьян из экранизации «Волшебника страны Оз» 1939 года, спецэффекты Арнольда Гиллеспи, грим Джека Доуна,– задумчиво произнес Каспар.

–Слышь, Желтое Недоразумение,– оборвал его Балтазар.– Оставь свои помойные воспоминания на потом. Если ты еще не понял, это означает, что им известно о нашем приближении, и они готовы нас встретить. Все наши надежды на элемент внезапности псу под хвост.

Мельхиор вздохнул.

–И это уже не говоря о том,– добавил он,– что мы идем до этой звезды уже тысячу девятьсот девяносто девять лет плюс-минус еще капельку, что могло бы самого распоследнего шлимазла навести на мысль о том, что мы, почитай, уже среди здесь.

–И тем не менее,– произнес Каспар, и слова эти так ему понравились, что он повторил их еще раз.– И тем не менее!

Все ждали, но продолжать он не стал.

–Что ж,– сказал Балтазар,– на этой высокой ноте давайте-ка пошевеливаться, пока нас не взяли тепленькими.

И они собрали свои пожитки – сундуки с золотыми крюгеррандами Мельхиора, его надувные матрас и телевизор, чашу с мирром Каспара, его альбомы с вырезанными из журналов фотографиями Джуди Гарленд и набор для выпечки печенек с предсказаниями, а также полное собрание сочинений Джеймса Болдуина и щипцы для завивки волос Балтазара – и аккуратно сложили их в багажник «Роллса».

Балтазар сел за руль (но в очередной раз по моральным соображениям отказался надевать шоферскую фуражку), и под покровительством гидравлического усилителя руля они пересекли границу мечты и двинулись вперед.

Звезда так и продолжала сиять у них над головой.

–В жизни не видывал такой чертовщины,– заметил Каспар в десятитысячный раз.– Это нарушает все законы небесной механики.

Балтазар пробормотал что-то себе под нос.

В десятитысячный раз.

–Шо?– спросил Мельхиор.– Таки не расслышал.

–Я сказал: если бы там, в конце, нас ждал хотя бы горшок золота…

Не самая достойная реплика; впрочем, так было уже десять тысяч раз, так что на это не стали обращать внимания.

В пригородах мечты, в квартале, где вдоль дороги выстроились лотки фастфуда, мотели с водяными матрасами и магическим кабельным телевидением, боулинги, польские спортивные клубы и стоянки рикш, они напоролись на первую оборонительную линию Сил Хаоса.

Стоило им остановиться на светофоре, как из переулков и дверей высыпали тысячи рукокрылых тварей с обезьяньими мордами и, вооружившись ведрами с водой и губками, принялись протирать им ветровое стекло.

–Каспар, быстро!– крикнул Балтазар.

Царь Востока распахнул правую заднюю дверь и вывалился на улицу, размахивая своей чашей с мирром.

–Пошел вон, сброд подземный!– рявкнул он.

Войско Хаоса в ужасе взвыло и бросилось наутек, устилая землю телами павших. Визг и вой клубились подобно темному дыму.

–Тише, вы, со своим гешерингом!– крикнул Мельхиор.– Сделайте, чтоб я вас искал! Таки ребенка разбудите!

Балтазар завел мотор, Каспар плюхнулся обратно на задний диван, дверь хлопнула, и они ломанули вперед, прямо на красный свет, который, естественно, и не собирался меняться на зеленый, как и положено уважающему себя красному свету, хотя в данном случае это, конечно же, подстроили Силы Хаоса.

Весь этот день они осаждали мечту.

Навигатор утверждал, что отсюда им туда не попасть. На всем протяжении висели камеры, настроенные на восемь миль в час. Под колеса так и лезли толпы религиозных фанатиков. Но, наконец, они добрались до «Яслей» из сети отелей «Хайятт» ипробились наверх со своими на редкость стильными дарами. И там, в недорогом по нынешним меркам номере, они застали Спасителя, за которым ухаживали вышедший на пенсию краснодеревщик и его явно полоумная супруга, бубнившая о том, что ее, якобы, изнасиловал бог, а также всякие-разные пастухи, мясники, продавцы из зоомагазина, продавщицы из бутика, дипломированные бухгалтеры, торговцы футболками, проныры-журналисты, завзятые театралы, Сэмми Дэвис-мл. ихозяин борзой, которая умела ловить две тарелочки-фрисби в одном прыжке.

И три царя вошли, хотя места в номере почти не оставалось, и положили свои дары, и посмотрели на спящее дитя.

–Назовем его Хомо,– предложил Балтазар.

–Не пори чушь,– возразил Каспар.– Счастливого Хомовства? Назовем его Лао-Цзы. Это же звучит как песня, просто праздник какой-то!

Они поспорили немного и сошлись на «Христос». В конце концов с«Иисусом» это словечко сочетается как родное, да и на любую вывеску влезет.

И все же по истечении этих двух тысяч лет что-то не давало им покоя. Они смотрели на спящее дитя, которое ничем не отличалось от любого другого ребенка: этакий маленький, мягонький У. К.Филдс, запрыщавевший по причине раннего алкоголизма.

–А по мне так и горшок с золотом был бы не хуже,– пробормотал Балтазар.