Жажда. Тёмная вода - Ник Никсон

Похитители продолжали молча делать какие — то приготовления.

От неизвестности стало непомерно жутко и страшно. Особенно когда загремели железки, по звуку напоминающие ножи. Как Кобальт не старался, не мог разглядеть даже силуэты.

Абсолютная тьма.

— Боже спаси мою душу грешную…

— Да, заткнись ты уже, — сорвался Фонарь на урку.

— Мы идем с важной миссией, — сказал Кобальт в темноту. — Позвольте поговорить с главным, я могу предложить взамен чистую воду. Столько сколько пожелаете.

Ему не ответили.

Кобальта вдруг тряхнуло. Он осознал, что подвешен не к стене, а к некому подвижному механизму.

Урка стал читать молитву быстрее, пытался успеть сказать нужные слова перед концом. Заскрипело железо, начали вращаться какие — то ролики, хрустеть цепи.

— Что вы делаете?! — заорал Фонарь.

Вращение роликов прекратилось. Урка все еще читал молитву, однако его голос сместился к полу, и Кобальт догадался — тот висит вниз головой.

Внезапно раздался душераздирающий возглас. Человек так кричит только, если его режут заживо, или жгут на открытом огне. Урка бился в истерике — вся конструкция ходила ходуном. Его панический крик пронизывал до самых костей.

— Что вы творите, суки! — визжал Фонарь.

Через несколько секунд крик превратился в хрип, и несчастный затих. Было слышно, как журчит стекающая в некий сосуд кровь. Следующие минуты стояла гробовая тишина, показавшаяся вечностью. Затем похитители отцепили скобы — прозвучал звук падающего на бетон высохшего тела.

— Кобальт, — позвал Фонарь дрожащим голосом. — Что нам делать?

Если б он знал…

* * *

Автомобиль Робсона остановился у бетонного ограждения набережной, напротив въезда во двор Гортранса. Водруженный на капот тепловозный тифон выдал из стального бутона сто децибел оглушительного гудка. По поверхности реки пробежала рябь растревоженного воздуха.

Через несколько минут к воротам высыпала дружина. Машина воеводы стояла передом по направлению к ним, разбитые окна с боков закрывал картон, лица людей внутри не разглядеть, однако ясно, что там два человека, и один из них держит пистолет, представленный к голове другого.

Грязный предатель взял Робсона в заложники.

Костян попытался связаться с воеводой по рации, чтобы узнать о требованиях похитителя. Отвести армию Гортранса от Мида? Обменять воеводу на жизнь Кобальта?

Ему никто не ответил.

Он мог бы отдать приказ, и за пять секунд машину превратят в дырявую консервную банку — предатель погибнет. Но главный воевода тоже.

Что же делать?

Костян набрался духу и связался с Великим князем. Объяснил ситуацию. Суворов коротко и ясно дал понять, что жизнь воеводы в приоритете, но ни на какие уступки мидовцам он не пойдет. Костяну велено усидеть на двух стульях — спасти воеводу, и не дать диверсанту ни единой плюшки.

Мда, задача из нерешаемых.

Еще никогда Костян не оказывался в такой сложной ситуации. От его действий зависела не только жизнь воеводы — главного покровителя, человека, доставшего его из самых низов, но и его собственная.

Чего ждет диверсант? Почему не предъявляет требований? Тянет время, хочет еще больше накалить ситуацию, чтобы потом точно продавить свои хотелки. Этого не будет.

— Опустить оружие, — скомандовал Костян. — Без моего приказа не стрелять.

Он вытащил пистолет из кобуры, демонстративно положил на землю и покрутился на месте, давая понять, что не вооружен. Затем медленным шагом направился к машине. Солнце светило в затылок, отражалось от затемнённого лобового стекла и возвращалось в глаза. Приходилось щуриться.

Остановившись в паре метрах от машины, Костян громко произнес:

— Робсон, ты меня слышишь? С тобой все в порядке?

Ответа не последовало. Но люди внутри засуетились, началась какая — то возня.

— Если ты его убьешь, живым отсюда не уйдешь! — добавил он.

Из машины донеслись голоса, и ни один из них не принадлежал ни Робсону, ни диверсанту.

Что — то не так.

Костян подошел к окну, рванул на себя картон. Изнутри на него смотрели две пары перепуганных глаз, судя по грязной одежде и невыносимой вони, принадлежали они бомжам.

— Нам просто сказали подъехать и погудеть. И все, — выговорил водитель.

— Только не убивай, начальник, — попросил второй.

Вместо пистолета бомж держал в руке пластиковую игрушку.

— Вот сука, — выругался Костян оглядываясь. — сука!

Из внутреннего двора донесся нарастающей звук мотора. Костян все понял, но было уже поздно. От мощного удара тяжелые створки железных ворот слетели с петель и снесли дружинников, словно оловянных солдатиков.

Из арки выскочила водовозка и понеслась прямо на Костяна. Бомжи выпрыгнули из машины, бросились наутек. Костян же продолжал стоять, его ноги, словно вросли в бетон, все его естество собралось в комок, в крохотную точку.

Водовозка в последний момент резко свернула влево и задела машину по касательной. Легковушку отбросило назад, бетонная перегородка выступила в роли трамплина. Автомобиль подлетел и рухнул в реку. Следом в воду упал и Костян, которого зацепило открывшейся дверью.

Очухавшись, он резко загреб руками к берегу. В ужасе осознал, что взобраться по отвесной стене у него нет шансов. Ближайший пирс далеко — не доплыть. Костян запаниковал, начал тонуть.

— Помогите! Веревку!

Внезапно, прямо перед ним из воды всплыл похожий на морское чудище труп. Голова Робсона склонилась набок, шея распорота, глаза навыкат, фиолетовый язык набух, словно свежий баклажан.

От сковавшего по рукам и ногам ужаса у Костяна свело мышцы по всему телу. Он попытался закричать, но лишь запищал. Грязная вода хлынула ему в рот и желудок. Робсон вдруг навалился на него — как делал прежде множество раз, будучи вдрызг пьяным. На этот раз Костян был ему не помощник. Сцепившись вместе, они пошли ко дну.

* * *

Отвлекающий маневр с двумя бомжами сработал. Пока глаза дружины были обращены на машину Робсона, Витька проник на территорию, нашел Толика в мастерской и попросил о помощи. Толик не раздумывал ни минуты, не задал ни одного вопроса, — просто кивнул. Он будто бы всю жизнь ждал этого момента. Когда водовозка отправила машину Робсона на дно Москвы — реки, лицо Толика светилось, как у мальчишки, впервые севшего за руль папиной машины.

— Спасибо, что согласился помочь, — сказал Витька, когда они уже отдалились от Гортранса на несколько километров и убедились в отсутствии погони.

— Тебе спасибо. Давно я не чувствовал себя по — настоящему живым.