Жажда. Тёмная вода - Ник Никсон

— Что такое? Что с тобой?

Закатив глаза, Ольга повалилась с ног. Ток успел подхватить ее. Кровь была повсюду — на спине, на животе, текла изо рта и носа.

— О, Господи, Олька. Нет, нет, нет!

Он подхватил ее на руки и побежал. Перескакивая по несколько ступеней за шаг, кричал ей, чтобы не закрывала глаза, чтобы продолжала дышать, чтобы не умирала. Ее лицо побледнело, губы стали синими, словно вымазанные в чернилах, слезы капали из стекленеющих глаз.

К тому времени, когда Ток с криком вбежал в фельдшерскую, Ольга уже не дышала. Последующие события смешались в его голове. Он то молил остолбеневшего Горского помочь ей, то материл самыми гнусными словами Батю, то лежал на коленях у ее кровати и рыдал.

Когда Горский накрыл ее тело простыней, в набитом людьми фельдшерском кабинете наступила жуткая тишина. Никто не мог поверить в случившееся. Только Ток продолжал монотонно повторять:

— Зовите Диму, зовите Диму…

Все произошло быстро. Воспоминания об этом моменте затерялись, образовался провал, чертова дыра неизвестного размера. Так бывает во время сильных потрясений — мозг избавляется от вредной информации, как компьютер от опасного вируса.

Перезагрузка.

Витька очнулся, обнаружив себя мчащимся на огромной скорости по пустым улицам.

Куда едет? Почему так спешит?

Окутанный серым дымом выхлопных газов автомобиль с визгом шин входил в повороты. Его раскручивало, бросало из стороны в сторону. Движок ревел и кашлял, сигнализируя о невыносимом режиме работы.

Вдавив со всей силы педаль тормоза, Витька пустил автомобиль в неуправляемый дрифт. Несколько секунд каруселей, визга резины и все наконец закончилось.

Он выскочил из машины. Закружилась голова. Потерял равновесие, рухнул на колени. Упавшая забралом пелена на глаза не позволяла сосредоточиться. Где он? Что происходит?

Вытер лицо — зрение обрело ясность.

На рукаве кровь.

Витька посмотрел в висевшее на одном проводке боковое зеркало. Слипшиеся волосы пучками торчали во все стороны. Кровь была на шее, на груди, плечах и руках, скрипела на зубах, кормила железом вкусовые рецепторы.

Стошнило.

Потом, словно избавившись от отравляющего яда, организм начал приходить в себя. Боли не было, не было ни ран, ни даже мелких ссадин. Вся кровь принадлежала кому — то другому.

Выцветшая табличка на жилом доме подсказала, что он на Гоголевском бульваре. Впереди возвышались золотые купола храма Христа Спасителя. Дорогу в этих местах не чистят, а значит Гортранс здесь редкий гость. Асфальт давно пророс травой, появились ухабины и провалы грунта. Чудо, что Витька вообще доехал сюда живым.

Живым…

Но кто — то не доехал. Тот, кто оставил на Витьке всю эту кровь наверняка умер. После такой кровопотери, не выжить.

В голове кавардак, будто сунули кочергу через нос и взбили мозги — не понять теперь где верх, а где низ.

Витька потер виски. Воспоминания стали потихоньку выплывать из тумана.

Он вывозит Робсона за кольцо к башням стражам — так в обиходе прозвали два двадцатиэтажных здания бывшей гостиницы у Смоленско — сенной площади. Когда — то сталкеры размещали в них дозорные посты, чтобы следить за тварями, приближающимися с востока. С противоположной стороны открывался прямой обзор на Мид.

Робсон выбирает точку на пятнадцатом этаже. Аккуратно выкладывает сумку на стол и, следуя странному ритуалу, — гладит железо, вздыхает и постанывает, — собирает снайперскую винтовку с толстенным глушителем на конце. Витька стоит сзади, в ужасе наблюдает за происходящим.

— Нецелесообразно. Самоуправство. Политика. — Робсон повторяет слова Князя, нарочно уродуя его голос. — Я так давно ждал момента, когда смогу очистить кольцо от этих крыс, а он говорит, что надо плясать под дудку Кремля. Интересы у губера там, кого — то вытащить из своих хочет. Да пошел он со своими интересами. Срать я хотел на его интересы. Я не собираюсь пресмыкаться перед Кремлём. Как разберусь с мидовскими крысами, возьмусь за кремлевских.

Робсон размещает винтовку на подоконнике, садится на стул, упирает приклад в плечо, подносит правый глаз к прицелу.

— Что ты собираешься сделать? — спрашивает Витька цепенея. Сердце скачет у него из груди.

— Пошлю крысам сыр, авось клюнут.

Мощный хлопок где — то вдалеке вернул Витьку мыслями в реальность. Неужели началось? Снова хлопок. Потом еще три или пять подряд — точно не сказать. Воздух сотрясался от очередей из автоматического оружия.

Штурм.

Сердце у Витьки упало. Каждый выстрел рвал изнутри. Его родные погибают прямо сейчас, а он ничего не может сделать.

На горизонте появились восходящие в небо клубы черного дыма.

— Костян рассказал, ты девку подцепил в Гарднере, — Робсон плавно перемещает винтовку от этажа к этажу, от окна к окну — рыщет в поиске жертвы.

Никого он там не найдет, думает Витька, мидовцы не дураки, чтобы высовываться в такое напряженное время.

— Не то чтобы подцепил…, — неумело оправдывается Витька.

— Пялишь ее?

— Что? Нет. Я не…

— Но хочешь. Понимаю тебя. Как устоять, когда они бегают там такие чистые, розовенькие, сиськи навыкат. Какой мужик выдержит, когда перед глазами разворачивается такой эротический водевиль. Я тебя прекрасно понимаю. Она стоит рядом с тобой, смотрит на тебя голодными глазами, а кожа у нее покрывается пупырышками, потому что мерзнет голышом на ветру.

— Так это ты изнасиловал ту девушку? — спрашивает Витька.

Робсон отрывается от прицела и смотрит на Витьку пристальным взглядом. Потом смеется.

— Наслушался уже баек, да. Хочешь, расскажу, как было на самом деле? Она сама просила этого, ей плевать было с кем пороться, лишь бы сбежать оттуда. Мозги у девок там знаешь, как промыты, — Робсон крутит пальцем у виска. — Изнасиловал… Да, она стонала от удовольствия так, что рот закрывать ей пришлось, спину мне исцарапала, ногами чуть позвоночник не свернула. Такая страсть у нас была. Эти святоши жрецы меня потом обвинили, мол насильник, испортил невинное создание. А когда сами по кругу пускали ту девку — это нормально. Это называется святым обрядом. Жатва. Им Богиня разрешает груповушку устраивать, а насильник я.

— По кругу?

— Она сама мне рассказала. Девки потом послушными становятся, боятся даже пикнуть. Агроном их пользует, когда захочет, обогащает, как говорится, жизненной силой земли. Прикинь? Вот устроился. А я дурак по сто фляг за ночь на шлюх трачу.

Витька замечает странное движение на десятом этаже. Робсон следит за его взглядом, прикладывается к прицелу. Пока Витька тянется за биноклем, звучит глухой хлопок.