Жажда. Тёмная вода - Ник Никсон

— Тихо! — рыкнул Кобальт, но Локус его не слышал. Тогда он обратился к Грудинину. — Закрой ему рот!

Грузовик двигался медленно и уже был совсем близко. Двое бросали из кузова останки человеческих тел: руки, ноги, головы, внутренние органы.

Локус закричал, и, если бы грузовик был немного ближе, урки услышали бы. Кобальт перебрался ползком обратно к остальным. Мальчик лежал на спине, зажав уши руками и повторял:

— Уйти, уйти, уйти…

И тут Кобальт понял, для кого предназначались кровавые презенты. Всю правую проезжую часть моста заполонили твари. Они толкались друг с другом, издавали довольные кличи, словно послушные псы на выдаче корма. Урки, наблюдая за ними, улюлюкали и смеялись.

Фонарь запаниковал, сел на колено, стал целиться в тварей за отбойником.

— Не стрелять! — скомандовал Кобальт.

Твари не лезли на другую сторону, словно и не замечая четверых живых людей всего в нескольких метрах от них.

— Уйти, уйти, уйти…

— Я сказал, закрыть ему рот, — выругался Кобальт сквозь зубы.

Грузовик был уже в десяти метрах.

— Уйти, уйти…

Кобальт положил ладонь мальчику на рот, Грудинин отбросил его руку, нагнулся и принялся что — то шептать Локусу на ухо. Уже через десять долгих, невыносимо мучительных секунд, во время которых Кобальт занял огневую позицию и приготовился стрелять, мальчик успокоился и открыл глаза.

Когда грузовик проезжал мимо их укрытия, урка бросил очередную кровавую посылку. Отрезанная по локоть рука, словно в замедленной съемке просвистела над их головами, задела стрелу с люлькой, отскочила и упала между машин. Удар об асфальт сопровождался противным хлипким звуком.

Грудинин закрыл Локусу глаза, и сам зажмурился, чтобы не видеть это месиво из торчащих костей, мяса и крови. Рука принадлежала женщине, судя по состоянию кожи, молодой. Возможно, похищенная из кольца.

Грузовик затормозил.

— Вот сучья морда, — выругался урка и спрыгнул на асфальт.

Фонарь, оскалившись, подтянул к себе автомат. Кобальт жестом указал ему — не стрелять. Будь это любой другой день, он бы лично расправился с подонками и скормил их поганые тела тварям, но не сейчас.

С другой проезжей части доносились скоблящие асфальт звуки. Показались, жаждущие полакомится свежатинкой, твари.

Не обратив внимание на притаившихся сбоку людей, Урка поднял отрезанную руку и швырнул ее на другую сторону.

— Жрите!

Твари поймали руку на лету, сцепились между собой за право первым вкусить лакомство.

Разбросав остатки еды, грузовик развернулся и уехал в обратном направлении. Твари, насытившись, покинули мост. Вскоре снова стало тихо, будто этого кровавого пиршества вовсе не было на самом деле.

— Надо было их кончить, надо было этих сук положить, — сказал Фонарь сквозь зубы.

Кобальт не знал, что ему ответить. Он многое повидал, но такое не приснится и в страшном сне. Урки кормят тварей человечиной — в голове не укладывалось.

Грудинин обвел взглядом проезжую часть за отбойником, где еще несколько минут назад твари собирались на кормежку, и спросил:

— Почему они не тронули нас?

— Потому что получили то, за чем пришли, — ответил Кобальт.

Локус встал, пошатнулся и едва не упал. Грудинин подхватил его. Мальчик запрокинул голову, закрыл глаза, его руки повисли, как ветки погибшего дерева.

— Он без сознания.

— Наверное, солнечный удар, — предположил Фонарь.

Грудинин постучал ему по лицу, побрызгал водой. Локус приоткрыл глаза наполовину, облизнул пересохшие губы. Грудинин вложил ему в рот трубочку, торчащую из рукава. Мальчик сделал несколько глотков.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Голова болит, — проговорил Локус едва слышно. — и тошнит.

Грудинин перевел вопросительный взгляд на Кобальта.

— Здесь нельзя оставаться, — сказал сталкер. — Понесешь его на руках.

Под эстакадой на вечном приколе застыли десятки поездов и сотни вагонов с лесом, углем и нефтью — товарами, на которых, как на китах, стоял прежний мир. И никому больше не нужных даже задаром.

Через полчаса добрались до ВДНХ. Справа блестела на солнце полумесяцем гостиница Космос. Слева в небо торчал огрызок постамента, имитирующий реактивную струю. Самой ракеты давно не нет на месте — ее подорвали урки. Летать в космос в этом мире больше нет нужды.

Чуть поодаль виднелись мощные арочные ворота выставочного центра, а за ними ряды павильонов.

Фонарь задержался и с минуту смотрел в ту сторону.

— Мы зайдем на обратном пути. Ты мне поможешь?

— Да, — сказал Кобальт.

— Я обещал маме похоронить его по — человечески.

Проходя мимо гостиницы Космос, Локус, в это время уже шедший самостоятельно, вдруг воскликнул:

— Что — то не так, — приложил к ушам ладони и обернулся кругом на месте.

— Твари? — Кобальт вскинул автомат. — Где?

— Нет. Другое.

— Урки? — Фонарь тоже осматривался.

— Давайте уйдем с дороги, — предложил Грудинин.

Локус прекратил прислушиваться и огляделся на остальных. Он был чудовищно напуган.

— Поздно. Они уже здесь.

Из — под земли, словно гигантские кроты, выскочили непонятные горбатые существа. Размахивая дубинами и издавая истошные звуки непохожие ни на одно известное животное, они кинулись на людей.

Кобальт подстрелил одного в плечо. Пятясь назад, получил чем — то тяжелым по голове.

Темнота.

* * *

— Заперли защитные ставни, заварили все двери. Разместили шестнадцать огневых точек по периметру. Обзорность триста шестьдесят градусов, контролируем все передвижения противника. Сменили шифрование раций, поддерживаем защищенную связь.

Опер закончил короткий отчет и вопросительно уставился на Батю. Тот перевел задумчивый взгляд на Котла.

— На той стороне тоннеля чисто, — ответил сталкер на немой вопрос главы Мида.

— Хорошо, — сказал Батя. — Отправляйся туда и смотри, чтобы так и оставалось.

Котел кивнул и покинул кабинет.

— Антонина Сергеевна, вы подготовили запасы?

Заведующая хозблоком натужно поднялась со стула и заговорила:

— Недельный провиант разделили равномерно по рюкзакам. Воды в баке осталось шестьсот двадцать литров. Я приказала девочкам наполнить все бутылки, что сможем найти.

— Нет, — отрезал Батя. — Каждому по полной фляге и этого достаточно.