Жажда. Тёмная вода - Ник Никсон

Слишком подозрительно тихо. Что — то здесь не так. Кобальт кожей ощущал присутствие тварей. Они прячутся, ждут, когда мыши потеряют бдительность, сами подставят головы под падающую рамку.

— Ну что там? Чисто? — спросил Грудинин полушепотом, когда Кобальт вернулся.

— Если пойдем прямо по мосту, нас убьют.

— Ты их видел? — спросил Фонарь. — Сколько их?

Кобальт покачал головой.

— Они прячутся, но я чувствую, что они там. Их много, и они знают, что мы идем.

Грудинин разочарованно вздохнул, должно быть, пожалев о том, что согласился пойти.

— Тогда путь только один — через вокзал и вниз по ж/д путям, — сказал Фонарь.

Кобальт кивнул, потом добавил:

— С другой стороны, на вокзале слишком много закутков, где они могут прятаться, а нас всего двое. На мосту же нет растительности, хорошая видимость.

— И мы будем для них как на ладони. Если нас окружат с двух сторон, мы окажемся в ловушке.

Кобальт кивнул. Тоже верно.

— Может через метро? — предложил Грудинин.

— Ну уж нет. Вокзал — самое лучшее решение. Будем огнем пробиваться, — Фонарь постучал по прикладу.

— Нам пуль на всех не хватит, — сказал Кобальт задумавшись. — Если устроим бойню, привлечем внимание урок.

— Тогда нам нужен эликсир невидимости, — Фонарь улыбнулся.

— У нас есть кое — что получше, — Кобальт перевел взгляд на Локуса. — Нужна твоя помощь.

Локус от неожиданной просьбы выпучил глаза.

— Проведи нас, — попросил Кобальт.

Грудинин и Фонарь в недоумении уставились на мальчика, будто тот сейчас вытащит из рюкзака мантию — невидимку.

— Я? — удивился Локус. — Как?

— Ты знаешь как.

Локус неумело старался скрывать свое плохое самочувствие. Это стало заметно сразу после его пробуждения ото сна, но Кобальт надеялся, что ухудшение не будет таким быстрым.

Ошибся.

«У него все признаки обезвоживания. Я не знаю почему», — донесся голос Горского.

Нет, это — не обезвоживание, догадался Кобальт, а что — то намного серьезней, может быть, рак или гепатит, и эта зараза напрямую угрожает жизни мальчика прямо сейчас. Его нужно доставить к профессору как можно быстрее. Время не ждет.

— Ты справишься, я в тебя верю, — Кобальт положил руку мальчику на плечо. Почувствовал дрожь в его теле.

— Коб, погоди, — остановил его Фонарь. — Откуда пацан знает, куда идти? Он здесь никогда не был. Давай лучше я разведаю схожу?

— Может быть, в обход через Алтушку? — предложил Грудинин. — Вдруг там чище?

— Нет, — отрезал Кобальт. Потом обратился к мальчику. — Локус, ты указываешь направление. Веди так, чтобы твари нас не достали. Помни, куда мы должны прийти. Теперь все зависит от тебя. Ты меня понимаешь?

К удивлению Грудинина и Фонаря, Локус кивнул. В мальчике вдруг что — то переменилось — из юнца он на глазах превратился во взрослого мужчину. Взгляд хоть и остался болезненным, стал острее и рассудительнее.

Под эстакадой ТТК они остановились.

— Куда? — спросил Кобальт Локуса.

Мальчик закрыл глаза, как делает человек, когда пытается прислушиваться к слабым звукам. Около минуты молчал, затем вздрогнул, открыл глаза.

— Их очень — очень много.

На всем протяжении взгляда, вплоть до жилых домов на горизонте, не было видно абсолютно никого. Объемная, подозрительная пустота, внутри которой скрывалось нечто смертельно опасное.

— Прямо, — сказал он, указав перед собой.

— Через мост? — в ужасе переспросил Фонарь.

— Ты уверен? — спросил Кобальт.

Мальчик кивнул.

— Коб, — обратился Фонарь. — Это же самоубийство. Послушай меня, надо идти через вокзал.

— Прямо, — сказал Кобальт, а далее обратился к Локусу. — Идешь первым, корректируешь.

Фонарь и Грудинин переглянулись. Кивнули.

Они цепочкой двинулись вперед вдоль расчищенной полосы дороги. Слева и справа теснились сваленные отвалом бульдозера автомобили, воняло жженой резиной. От невыносимой жары все обливались потом. Кобальт и Фонарь шли боком, каждый контролировал свою зону. В какой — то момент Кобальту показалось, что он заметил движение рядом со зданием Рижского вокзала, — прицелился, но потом понял, что это всего лишь солнечный блик.

Спустя минуту Локус вдруг остановился. Кобальт и Фонарь насторожились. Мальчик закрыл глаза, вытянул руки перед собой.

— Что? Ну же, не молчи, — потребовал Фонарь нервно осматриваясь.

— Они рядом… Я не… Что — то странное происходит… не понимаю…

— Быстро на заправку, укроемся в маркете, — приказным тоном сказал Фонарь, сделав шаг к отбойнику.

— Нет! — сказал Локус неожиданно громко. — Нельзя сходить с дороги!

— Коб, надо укрыться срочно, — проигнорировал мальчика Фонарь. — Нас тут сейчас разорвут, разве не понимаешь?!

Кобальт осмотрелся. Никого. И его чувства молчали, словно тумблером интуицию отключили. Он посмотрел на мальчика, потом на Фонаря.

— Держимся дороги. Локус, где они? Укажи направление.

Молчание длилось несколько секунд, показавшееся всем вечностью.

— Можно идти, — сказал Локус расслабившись. — Безопасно.

Кобальт кивнул, выдохнул. Фонарь продолжал озираться по сторонам.

— Как они говорят с тобой? — спросил мальчика Грудинин. — Что ты слышишь?

— Отставить. Вперед, — скомандовал Кобальт.

Преодолев треть эстакады, группу на этот раз остановил Кобальт. Впереди нарастал звук автомобильного мотора.

— Не надо было идти сюда, — с горечью сказал Фонарь.

Они залегли на асфальт между двух рядов ржавых легковушек. Сверху их укрывала, баюкая солнечным теплом, безоблачно синяя мгла. В небо торчала указательным пальцем стрела с пустой люлькой для ремонта фонарных столбов.

Автомобиль приближался с севера Проспекта мира и судя по звуку мотора, это грузовик. Появилась надежда, что он проедет мимо, не заметив их, однако метрах в пятидесяти грузовик замедлился.

Урки. Наверное, поехали в очередной рейд в кольцо.

Кобальт прополз под машиной и спрятался за спустившим колесом. В бинокль разглядел грузовичок с открытым кузовом. Водитель в салоне один, в кузове еще как минимум двое. Происходило нечто странное — эти двое что — то разбрасывали на противоположную проезжую часть, словно почтальоны — посылки. Когда Кобальт все же разглядел, что именно бросают, у него похолодело внутри.

Локус резко схватился за уши, зажмурил глаза и громко залепетал на неведомом языке. Его затрясло в эпилептическом припадке. Грудинин держал мальчика обеими руками, пытаясь успокоить.