Механика небесной и земной любви - Айрис Мердок

– А что может случиться?

– Точно не знаю. Но с этим как раз связана вторая причина моего сегодняшнего визита.

– Какая же?

– Хочу выяснить, на чьей вы стороне.

– Я ни на чьей стороне, – сказал Монти. – Я просто в стороне.

– Не верю.

– А вы, насколько я понимаю, хотели бы, чтобы у них ничего не вышло?

– Ну, мы же с вами можем быть откровенны, правда?

– Вы не ответили, – сказал Монти.

Помолчав немного, Пинн сказала:

– Мне надо было родиться мужчиной. У меня было бы восемь сыновей, и я бы правила… вернее, правил ими железной рукой. Я как-то читала про шейха, у которого было восемьсот сыновей, и все на лошадях – представляете? Хотела бы я быть этим шейхом.

– Скажите Блейзу, если он хочет выяснить что и как, пусть придет и поговорит с Харриет.

– А она такая же вся насквозь праведница?

– Я не знаю, какая она вся насквозь.

– А хотите узнать?

– Простите?

– Хотите забрать Харриет себе?

– Нет.

– Жаль, что я не могу заглянуть в ваши мысли.

– Там нет ничего интересного, – сказал Монти. – А теперь, пожалуйста, уходите, я хочу спать. И постарайтесь не шуметь, когда будете спускаться по лестнице.

– Ну зачем быть таким холодным, – сказала Пинн. – Неужто в вас нет обычной человеческой жалости?

– С чего я должен вас жалеть? Пожалуйста, уходите.

– С чего жалеть? Да уж есть с чего. Знали бы вы…

Она вдруг начала расстегивать свою блузку. Под застежкой обнаружилась сначала веснушчатая шея, потом черный кружевной лифчик. Не сводя глаз с Монти, она отвела руки назад, и блузка упала на пол за ее спиной.

– Перестаньте, – сказал Монти. – Вам непременно хочется внушить мне отвращение? Прекратите унижаться и уходите.

– Наконец в вашем голосе прорезались хоть какие-то живые нотки. Я уже начала беспокоиться, не зомби ли вы.

Она сидела, глядя прямо перед собой, густая краска разливалась по ее лицу и шее.

– Послушайте, чего вы от меня хотите? – спросил Монти. – И оденьтесь, прошу вас.

– Чего хочу? Хочу напугать вас. Я уже это сделала. Сознайтесь, великий человек, нагнала я на вас страху? Хочу, чтобы вы смотрели на меня. В моей жизни не много радостей, пусть будет хоть эта. Жаль, что Харриет нас не видит. Может, позвать ее?

Монти встал, сделал несколько шагов – и в ту же секунду Пинн исчезла для него, он забыл о самом ее существовании. В высоком зеркале перед его глазами отразилась Софи – плачущий призрак в подвенечном платье.

– Не сердитесь на меня, – послышался откуда-то сзади голос Пинн.

Монти отошел от зеркала, Софи скрылась.

– Оденьтесь, – повторил он.

– Все равно вы знаете, что я люблю вас, – сказала Пинн, натягивая блузку. – И вы знаете, что я ваша – в любой момент, как только вы меня захотите.

– А мне казалось, вы влюблены в Эмили Макхью.

– Возможно, хотя я не уверена, что это кошмарное чувство можно назвать любовью. А вот вас я люблю – это я знаю точно. И вы единственный из всех знакомых мне мужчин достойны меня. Я чувствую в вас родственную душу. Да, мы с вами родственные души, и вы тоже это понимаете.

– Говорите тише, пожалуйста.

– Боитесь все-таки, что Харриет услышит! Не понимаю, как можно вообще питать какие-то чувства к этой слезливой бабе?

– Простите, но мне нечего вам ответить. И мне неинтересно, что еще вы имеете сказать.

– Боже, какие мы холодные! Ничегошеньки себе не позволяем, даже ради интереса, ни-ни! Кровь, случайно, не рыбья? Понятно, почему вы так ничего и не сотворили, кроме никудышных детективчиков. Зато постелька у вас тепленькая, так я раздеваюсь – и под одеяло? Вы же меня хотите, я вижу! Ну вот, я ваша. Вам повезло. Рассказать вам про мою жизнь?

– Спасибо, не надо. Просто уйдите.

– Да что вы вообще знаете о настоящей жизни? Вы не знаете, как это тоскливо, когда кругом одни подонки и сам ты никому не нужен. И что такое по-настоящему страшно, понятия не имеете! Так я вам расскажу – хотите вы или не хотите. Пусть хоть что-нибудь отложится в вашем рыбьем мозгу. Я буду знать, что вы видели мою грудь и слышали про моего брата, – это меня немного утешит.

– Про какого брата?

– Про моего. У меня есть брат, на два года младше меня. Он дурачок. Мой отец ненавидел его и каждый день бил – на моих глазах. И так все мое детство. Все время бил по голове, нарочно по голове, чтобы он ничего не мог соображать. А мать – что мать, ее к тому времени и след простыл. Так вот, брат мой, когда пошел в садик, был совершенно нормальный, умненький ребенок. Но к двенадцати годам он уже был готов, отец его добил. Бил, бил, бил – и добил, вышиб из него мозги. А знаете, какой он красивый, я таких в жизни не видела. Его не стригут, разрешают носить длинные волосы. Высокий, статный – прямо писаный красавец. Только совершенно глухой и умом как малое дитя. В уборную и из уборной его водят за ручку. Я езжу к нему раз в месяц, но он меня не узнает. И никого не узнает. Такой красивый дурачок. А отец женился во второй раз, счастлив. У них маленькая девочка, он в ней души не чает. Вот так. Представляете, каково с этим жить? Хотя вряд ли: где вам такое представить. Но я все равно рада, что рассказала. Теперь вы меня уже не забудете, я сделала зарубку в вашей памяти. Можете, если желаете, даже написать об этом. Если, конечно, вы вообще способны писать о настоящей жизни. Это страшно, это же не какая-нибудь фальшивка.

– Не думаю, чтобы на этом можно было построить сносный рассказ, – сказал Монти.

– Не думаете? – Помолчав, Пинн встала и накинула на себя плащ. – Я никогда еще никому не рассказывала о своем брате, даже Эмили. Знаете, я убила бы его, если бы могла. Иногда мне даже снится, как я его убиваю: закалываю длинным, очень острым ножом, потом этим же ножом вырезаю у него из груди сердце.

– Уходите, прошу вас, – сказал Монти.

– Ухожу, ухожу. Вы тоже в некотором смысле убийца. Ну, меня-то это не отпугивает, как вы понимаете. Надеюсь, после всего этого вы не рассчитываете, что никогда больше меня не увидите? Мы ведь теперь с вами все равно как переспали. И по-моему, вам понравилось.

– Я включу вам на лестнице свет, – сказал Монти. – Постарайтесь, пожалуйста, потише.

Он бесшумно вышел из своей комнаты и щелкнул выключателем. Пинн, не глядя на него, прошла мимо и стала спускаться по лестнице. Монти вернулся в спальню и лег на кровать. Отметил про себя, что уже второй раз после смерти Софи испытывает нечто похожее на физическое возбуждение. Но он уже забыл Пинн. Душу терзали бесчисленные призраки Софи, плывущие перед его закрытыми глазами.