Тайна Эмили - Геза Шварц

– Вина, – произнёс Принц, и этого одного им сказанного слова было достаточно, чтобы заставить всех присутствующих замолчать. – Это ты умеешь, я хорошо помню. Предполагаю, что и сегодня я об этом ещё услышу. Итак, говори. Какую вину этой девочки ты взваливаешь на себя?

Если бы Эмили стояла перед Принцем на месте Бальтазара, то под его холодным взглядом она превратилась бы в ледяную колонну. Бальтазар же, напротив, спокойно и неподвижно стоял там, словно в снежной буре, и пристально смотрел вверх, на своего судью.

– Я был тем, кто хотел обучить её, – спокойно сказал он. – Я был тем, кто разжигал в ней желание победить, вместо того чтобы заглушить его. И я был тем, кто погнал её в лапы Асмарона. Всё это сделал я, потому что признал в ней дочь Белого Воина в тот момент, когда она коснулась ногой этой земли. С того самого дня у меня была только одна цель: восстановить былой блеск ловцов! И для этого я готов был использовать любые средства, все средства были для меня хороши!

Принц вампиров всё ещё сидел неподвижно, и одной пробежавшей в его глазах искры было достаточно, чтобы заставить всех в этом зале сидеть так же неподвижно, как он.

– А ты не осознавал, что эта цель с самого начала была обречена на неудачу? – спросил он затем. – Эта девочка могла быть дочерью Белого Воина, но она вспыльчива и слаба, к тому же ещё наполовину человек, она не способна сражаться, не говоря уже о том, чтобы одерживать победы. Как ты мог быть таким слепым?

Бальтазар молчал. Казалось, он боролся с собой. Затем он бросил взгляд на Эмили. Ни одно из произнесённых им до сих пор слов не соответствовало истине, и она это знала. Но когда он теперь наклонил голову, девочка поняла, что это не касается тех признаний, что вот-вот слетят с его губ.

– Я не был слепым, – ответил он. – Наоборот, я редко видел всё так ясно, начиная с того момента, как встретил эту девочку. Вы можете об этом не знать, но я обучил большое количество воинов, собственными руками сломал множество надежд и сжёг несметное число павших. Одно я могу сказать с уверенностью: эта девочка – это что-то особенное, такая же выдающаяся, каким был её отец. Она воин, о котором мы только могли мечтать, и даже больше того. Она недавно сказала мне, что я её спас. Возможно, это правда. Но она меня тоже спасла – прежде всего, от того, чего я опасался в течение многих лет. Она напомнила, что во мне есть не только жестокость и холод, но и много всего другого. Во время нашей первой встречи я никогда бы не подумал, что когда-нибудь скажу это, но теперь говорю: она стала мне поддержкой и опорой, которой у меня уже долгое время не было.

Эмили пришлось приложить все свои силы, чтобы подавить проклятые слёзы, которые выступили у неё при этих словах. Она не ожидала, что когда-нибудь услышит подобное из уст Бальтазара, и уж, во всяком случае, не во время трибунала неживых перед лицом Принца вампиров. И она почувствовала себя ещё более счастливой от того, что смогла ответить на его улыбку.

Затем на его лицо вернулась маска.

– Но даже такая воительница, как она, не может совершить невозможное, – продолжал он. – Было поставлено слишком высокое требование – послать её в бой после столь короткого обучения, это я теперь вижу, и признаю своё упущение. Мой Принц, Вы правы. Она ещё наполовину человек, она слаба и ею легко манипулировать. Но во всём этом нет её вины, и одно не вызывает сомнений: если вы запрёте её в темнице, вы её сломаете. Я осознаю, что я не в той ситуации, чтобы просить о чём-нибудь Высокий суд. И всё-таки я должен это сделать, так как знаю, какое большое значение в этих стенах придают таким высоким ценностям, как справедливость и милосердие. Я обращаюсь к Вам с просьбой: не наказывайте ребёнка за мои проступки.

Принц вампиров ни на мгновение не отворачивался от Бальтазара, даже тогда не отвёл он глаз, когда Систериус наклонился к нему и что-то прошептал. Наконец он незаметно кивнул, и слово вновь взял Систериус.

– Справедливость и милосердие действительно имеют большое значение в нашем Объединении, – сказал он и впервые с начала заседания посмотрел на Бальтазара с тем же уважением, с каким он всегда относился к нему раньше. – Если обвиняемая в силу тяжести совершенных ею деяний и заслужила заключение в темницу, существуют и другие наказания, которые также отвечают нашим целям. Исходя из этого, мы приговариваем её к работам в рабочем лагере нашего кладбища под строгим надзором в течение трёх десятков лет, а также к пребыванию в подземелье. Приговор подлежит исполнению после проведённых сейчас же переговоров.

У Эмили начала кружиться голова от одной мысли о рабочем лагере, но Бальтазар взглянул на неё с искрой во взгляде, с помощью этого особого взгляда ему всегда удавалось в любой неразберихе внушить ей уверенность. Очевидно, у него был план, и теперь, когда она поймала его взгляд, это стало ясно. Рабочий лагерь – это было страшно, вне всяких сомнений, но это означало возможность сбежать. И она могла ею воспользоваться, как только возникнет благоприятная возможность.

Эмили с некоторым облегчением наблюдала за тем, как Бальтазар вернулся в свой круг света, а оба ловца Систериуса вновь были отправлены на свои места. Затем руководство процессом перешло к Принцу вампиров. Когда он направил взгляд на Бальтазара, к Эмили с новой силой вернулось напряжение. Он пришёл сюда не для того, чтобы выслушивать речи духов, это она теперь чётко видела. Он пришёл сюда, чтобы призвать к ответу вероотступника своего народа.

– Жалость, – произнёс он, и в его устах это слово прозвучало, как плохая шутка, – это что-то такое, что ни один из нас никогда не испытает. Бальтазар виновен не только в нарушениях, в которых он только что сам признался. Он не только нарушил законы Объединения неживых, не только добровольно поставил на кон уничтожение нашего мира. Прежде всего, он был моим самым сильным и мощным воином, и в этом качестве он был образцом для всех остальных вампиров, которые ему подчинялись. Я не потерплю, чтобы вампир, находящийся в моём подчинении, открыто признавал предпочтение другого народа над нашим и тем самым подвергал всех нас риску больших потерь. Обвиняемый и так умрёт, по его жилам течёт яд царства мёртвых. Но пресечём любого вида предательство. Я требую смертной казни для обвиняемого, который осмелился обмануть меня.

Присутствующих это привело в ужас, а Систериус был недостаточно расторопен и не сразу взялся за молоток, так как с некоторым изумлением смотрел на Принца вампиров. Очевидно, даже он не предполагал такого жестокого исхода. А Эмили наблюдала за всем этим, как сквозь пелену. Всё, что она воспринимала, это был Бальтазар, который теперь смотрел на неё. На его лице не было удивления, не было страха, не было даже намёка на разочарование. Вместо этого он улыбался, как улыбался всегда, когда она сомневалась, а он без слов пытался ей показать, что для этого нет оснований. Эмили словно застыла. Значит, вот каким был его план. Он хотел её освободить – её одну. Себя он не включил в этот план. «Всё хорошо так, как оно происходит», – словно говорила его улыбка. И это всегда утешало Эмили. Но только не в этот раз!

Вперёд выступили многие воины из рядов вампиров. Они не проявляли волнения, когда заставили Бальтазара встать на колени. Он колебался, будто что-то глубоко внутри него противилось тому, что должно здесь произойти. Но затем он склонил голову – в тот самый момент, когда Принц вампиров встал на ноги. Преисполненный возвышенного величия, тот подошёл к кафедре и вынул меч, мерцающий чёрными кристаллами. Эмили ощущала тьму, которая затаилась в этом клинке, по которой тоскует любой старый вампир. Но стоило Принцу поднять оружие, как в ней всколыхнулось чувство протеста. Бальтазар был её другом, – проклятие! – и ей было безразлично, что тьма могла оказаться для него привлекательной: она не позволит ему уйти! И не таким образом! Она ещё видела, как вспыхнул огонь на клинке в руках Принца. Затем вскочила, и прежде чем сама поняла, что делает, уже стояла между Бальтазаром и пылающим огнём меча.